– Напрасно ты так скептически к нему относишься. Вессенберг – уникальный специалист.
– Ладно, речь не о нем. Что-то здесь не так. С Зоной 51 что-то не так. Слишком много информации.
– Разве это информация? – усмехнулся Решетников. – Такую информацию нужно, как говорится, делить на сто сорок. В основе своей – досужие фантазии, но из них можно вычленить те крупицы, которые попали туда неслучайно. Чем мы и занимались. Та же схема подземных ярусов – скорее всего, липа. Но других данных попросту нет и быть не может. Ты же знаешь, что все разведки мира львиную долю чужих секретов черпают из обыкновенных газет и телепередач. Иной таблоид выдает в год оборонных тайн больше, чем купленный полковник Генерального штаба.
– Тебе, как полковнику, виднее, – подмигнул Гумилев и закрыл нетбук. – Пойдем обедать?
– Я, собственно говоря, затем к тебе и заскочил.
В столовой было пусто, только Миллерс что-то жевал в дальнем углу, читая газету. Повар-негр выглядел обиженным и заметно оживился, когда к нему пришел «русский бригадный генерал». Про Решетникова американские солдаты тихонько говорили «Кей-Джи-Би», и были недалеки от истины, но Гумилев вызывал гораздо большее почтение.
Они взяли по тарелке сосисок с бобами, грейпфрутовый сок, яблочный пирог и кофе. Миллерс похлопал рукой по свободному соседнему стулу, приглашая к себе. Субординация в группе присутствовала, но чинопочитание не приветствовалось.
– Учишь английский, Антон? – поинтересовался Решетников. Гумилев взглянул на шапку газеты, это оказалась «Лос-Анджелес таймс».
– Совершенствую, а не учу, – с достоинством сказал Миллерс.
– И что пишут?
– Террористы снова захватили самолет.
– Цитируешь кино «Москва слезам не верит»? – расплылся в улыбке Решетников, но Миллерс замотал головой:
– Нет, правда. В воздухе захватили «Эйрбас» «Люфтганзы», рейс в Сидней. Просят посадки в Тибете.
– Все ясно, – сказал Гумилев. – Когда они только с этим Тибетом угомонятся… Как будто забот мало.
– Кстати, нам всем следует сказать спасибо, что «Армагеддон» появился в не самых населенных штатах Америки. Если бы рвануло в Китае, тогда… – Решетников не договорил и принялся вилкой делить сосиску на равные кусочки. Он вообще был аккуратист.
Пообедали неторопливо, под конец трапезы вошел майор Магдоу. Он взял только сок, подошел к столику и деликатно осведомился, обращаясь к Гумилеву, как старшему:
– Можно к вам присоединиться, сэр?
– Милости просим, – сказал Гумилев. – Правда, мы уже уходим.
Магдоу сел напротив Гумилева.
– Вы не передумали насчет полета, сэр? А если не передумали, то уложитесь ли в график?
Грищенко опохмелил майора грамотно, Магдоу выглядел куда лучше, нежели утром, но явно и не перебрал. Опохмел – дело серьезное, перейдешь границу и не заметишь. Видать, домашние соленые огурчики сыграли свою положительную роль. Да и копченое сало в умелых руках тоже штука полезная.
– Не передумали. Иначе зачем бы я бил поклоны генералу Хардисти? С графиком тоже все просчитано, – Гумилев, конечно же, врал начальнику базы. Никакой высадки в Долине Смерти делать они не собирались, а намеревались сразу же двинуть к базе Неллис. Само собой, с определенной точки они перестанут отвечать на вызовы базы, когда там начнут беспокоиться. Лишь бы ПВО не вздумала принять экстренные меры. Но тут Гумилев надеялся, что американцы просто не посмеют сбить вертолет с русскими членами миссии ООН, скорее уж подумают, что во время посадки в Долине Смерти их вместе с вертолетом захватили местные. Лишний международный скандал Альянсу был совсем ни к чему.
– Пилотировать буду я, – на всякий случай напомнил Решетников.
– По-моему, вы что-то затеваете, – тем же спокойным и бесстрастным тоном сказал Магдоу.
Он посмотрел Гумилеву в глаза.
«Голубчик ты мой, – подумал Андрей, – я еще в школе в гляделки всех побеждал! Уж не знаю, чему вас там учат армейские психологи, только тут не выгорит».
И в самом деле, майор после длительной паузы отвел глаза и потупился.
– И как вы думаете, что именно мы затеваем?
– Я пока не знаю. Но я чувствую.
– Послушайте… – начал было Решетников, но Гумилев поднял руку:
– Стоп, стоп. Майор, я бы мог, конечно, оскорбиться, но не стану этого делать.
– И не нужно. Я не хотел вас оскорбить, я просто волнуюсь. Знаете, я раньше никогда не имел дела с русскими. Когда я учился на офицера, нас учили видеть в русских врагов. Со временем я понял, что это не так, но и друзей видеть в них готов не был. Нейтралитет… Да, сэр, пожалуй, это именно то самое слово. Но потом я увидел, как вы провожали своего погибшего друга. Подумал, что вы приехали сюда для того, чтобы спасти американцев, тех, кто находится за периметром, да и всех остальных. Виктор мне тоже многое объяснил. Поэтому, сэр, если вы и в самом деле что-то затеваете, я буду смотреть на это сквозь пальцы. Ибо знаю, что плохого вы не сделаете. Честь имею.
Одним длинным глотком осушив стакан с соком, Магдоу встал, коротко поклонился и вышел из столовой.
Решетников и Гумилев переглянулись.
– Вот она, волшебная сила искусства, – сказал Гумилев. – Грищенке надо премию выписать.
– А про что он говорил-то, Андрей Львович? – с интересом спросил Миллерс.
– Ты же газету на английском читаешь! Совершенствуешься!
– Я читал только результаты хоккейных матчей. Они понятные. Ну и в заголовке на первой полосе: «Тибет», «Сидней», «Люфтганза», «terrorists»… – признался Миллерс и расплылся в широкой улыбке.
Гумилев не удержался и похлопал вертолет по теплому оливковому борту. Он любил хорошо сделанную технику. Конечно, в идеале Гумилев привез бы с собой вертолет российского производства, но этот тоже был хорош. К тому же в какой-то степени С-92 имел отношение к России – основатель фирмы «Sikorsky» Игорь Иванович Сикорский эмигрировал из страны в 1919 году, успев сконструировать там такие легендарные аэропланы, как «Русский витязь» и «Илья Муромец».
Когда в прошлый раз они вывозили обстрелянную взбесившимся роботом группу и растерзанное тело Дербенева, Гумилеву было не до любопытства. Сейчас он с интересом заглянул в двухместную кабину экипажа, размещенную в носовой части, оценил приборную доску с четырьмя многофункциональными дисплеями на жидких кристаллах.
Остальные тем временем грузились в грузопассажирский отсек через большую сдвижную дверь с правого борта. Здесь были все, кроме Синцова. Микробиолога своим волевым решением Гумилев отправил в Твин Фоллз, чтобы он с людьми академика Делиева продолжал заниматься экспресс-лабораторией и вакциной. Синцов обсуждать приказы руководства не привык, но уехал весьма опечаленный, увозя с собой второго «объекта «Б».
Вессенберг был сердит, как никогда. За пару часов до вылета, еще до общего подъема, Гумилев застал его разговаривающим по мобильному телефону. Мобильники были строго-настрого запрещены и оставлены в Москве. Связываться с родными и близкими разрешалось через аппарат в «Америтель Инн», звонки с которого отслеживались. Поблажки себе не сделал даже Гумилев – с Марусей он единственный раз поговорил именно из отеля, а с тех пор не мог туда вырваться, будучи занят подготовкой к вылету.
Эстонец говорил на своем языке и осекся на полуслове, когда обнаружил, что за ним наблюдает Гумилев. Андрей не знал эстонского, но что именно на полуслове, почему-то сразу понял. И еще понял, что Вессенберг испугался.
– Индро Юльевич, как я вижу, правила на вас не распространяются? – ехидно спросил Гумилев.
– Это приватный звонок, – торопливо выключая телефон, сказал Вессенберг.
– Насколько вы знаете, отсюда не разрешены никакие звонки. Если появится нужда – вас отвезут в Твин Фоллз.
– Это было срочно. У меня дома есть некоторые проблемы.
