Кэтрин Коултер
Невеста-сорванец
Посвящается Джуди Кокран Уорд.
У тебя прекрасная улыбка и такое же сердце.
Я так благодарна, что ты есть в моей жизни.
Глава 1
Кто может доказать несостоятельность насмешки?
Джеймс Шербрук, лорд Хаммерсмит, появившийся на свет двадцатью восемью минутами раньше брата, привычно задавался вопросом, резвится ли в данный момент Джейсон в прохладных водах Северного моря у побережья Стоунхейвена или лежит в постели очередной красотки.
Братец плавал как рыба, независимо от того, сводит вода холодом руки и ноги или нежит, как в теплой ванне. Энергично отряхиваясь, словно их общая гончая Тюльпан, он как-то объяснил брату:
— Понимаешь, Джеймс, в конечном счете это значения не имеет. Все равно что заниматься любовью.
Можно валяться на жестком песке, едва шевеля заледенелыми ногами, или утопать в пуховой перине, наслаждение от этого меньше не становится.
Джеймс никогда не занимался любовью на песчаном пляже, но втайне полагал, что брат-близнец прав.
Джейсон обладал столь неординарным способом мышления, что поражал своей логикой окружающих, вынужденных волей-неволей с ним соглашаться. Этот необычный талант он унаследовал от матери.
— Мои драгоценные мальчики, — говаривала она, — какая жалость, что вы уродились красавцами! Недаром это так раздражает отца.
И дети послушно кивали, в глубине души удивляясь ее словам.
Джеймс вздохнул и отступил от обрыва, нависавшего над долиной Поу, прелестным зеленым уголком, пестревшим кленами и липами и поделенным на участки старыми каменными заборами. Долина была защищена с трех сторон невысокими холмами. Джеймс втайне верил, что эти длинные холмы с круглыми вершинами были древними могильниками. В детстве они с Джейсоном сочиняли невероятные истории о возможных обитателях этих захоронений и разыгрывали их в лицах. Джейсон обычно предпочитал роль воина-дикаря в медвежьей шкуре, красившего физиономию голубой краской и пожиравшего сырое мясо. Джеймс чаще всего бывал шаманом, который одним щелчком пальцев заставлял дым спиралью подниматься в мрачное небо и обрушивал пламя на воинов.
Но сейчас он на всякий случай попятился от края.
Однажды он уже свалился с обрыва, когда дрался с Джейсоном на шпагах. Джейсон прижал острие шпаги к горлу Джеймса, а тот схватил его за шиворот и хорошенько тряхнул: сплошная драма и никакого вкуса, как сетовал позже Джейсон. Тогда Джеймс поскользнулся и рухнул вниз под негодующие вопли брата:
— Ах ты, баран безмозглый! Свернешь себе шею из-за какой-то паршивой царапины!
Но Джеймс только смеялся, хотя позже оказалось, что он с головы до ног разукрашен синяками всех форм и размеров. Тетя Мелисанда, гостившая в то время в Нортклифф-Холле, расстроенно ахала, гладя ладонями его щеки:
— О, дорогой мальчик, ты должен бережнее относиться к своему изысканному и совершенному лицу, и кому это знать, как не мне, поскольку это и мое лицо!
Услышав ее слова, отец поднял глаза к небу и пробормотал:
— Нет, ну как могло такое случиться?
Родственница нисколько не преувеличивала: Джеймс и Джейсон были как две капли воды похожи на нее, считавшуюся в обществе ослепительной красавицей. И никто не мог понять, как это вышло и почему оба уродились в тетушку. За исключением, разумеется, роста и размеров.
Благодарение Господу, фигурами они походили на отца, что безмерно его радовало. По этому поводу мать утверждала, что мальчики должны быть почти такими же большими, как отец, и почти такими же умными. Это все, что нужно отцам. И возможно, матерям тоже.
Несколько лет назад до Джеймса дошли слухи, что отец хотел жениться на тете Мелисанде и женился бы, если бы не дядя Тони, успевший выхватить девушку из-под самого его носа. Джеймс, как ни старался, не мог представить столь трагический спектакль. Нет, разумеется, дядя Тони не украл ее. Просто тетя Мелисанда предпочла именно его. К счастью для Джеймса и Джейсона, ее место быстро заняла матушка. Именно к счастью, поскольку, хотя оба находили тетку очень интересной, обожали мать. Повезло им и в том, что оба унаследовали ум Шербруков, о чем отец постоянно им твердил.
— Ум куда важнее ваших проклятых смазливых рожиц, и, если кто-то из вас это забудет, я его в землю вобью!
— Что же в них смазливого? Лица настоящих мужчин, — поспешно возражала мать, гладя сыновей по головкам.
Погруженный в воспоминания, Джеймс мечтательно улыбнулся и не сразу пришел в себя, услышав вопли.
Повернувшись, он узрел Корри Тайборн-Барретт, ходячую неприятность, с которой ему приходилось сосуществовать почти всю жизнь. Эта ненормальная во весь опор мчалась на вершину холма, натянув поводья своей кобылы Дарлинг футах в двух от обрыва и в нескольких шагах от Джеймса. Нужно отдать должное последнему: он даже глазом не моргнул и злобно уставился на нее, взбешенный до такой степени, что был готов швырнуть негодницу на землю. Но, вовремя взяв себя в руки, заявил относительно спокойно:
— Крайне глупо вести себя так. Вчера шел дождь, и земля еще не просохла. Тебе уже не десять лет, Корри, и давно пора прекратить выходки, достойные неугомонного сорванца. Подай Дарлинг назад, осторожно и медленно. Если жизнь тебе не дорога, подумала бы о кобыле.
Корри смерила его надменным взглядом.
— Поражаюсь, как ты можешь еще языком ворочать, когда готов свернуть мне шею! Меня тебе не одурачить, Джеймс Шербрук!
И с наглой ухмылкой направила кобылу прямо на него, едва не сбив с ног. Джеймс ловко отскочил в сторону и погладил бархатистый нос Дарлинг.
— Ты права. Меня действительно так и подмывает спустить с тебя шкуру. Помнишь тот день, когда ты решила показать, как ловко ездишь, и взгромоздилась на полудикого жеребца, которого только что купил мой отец? Проклятая тварь чуть не прикончила меня, когда я пытался тебя спасти, что, как последний осел, и сделал!
— Я не просила меня спасать, Джеймс! Уже в двенадцать лет я прекрасно держалась в седле!
— Наверное, ты собиралась обхватить ногами шею коня и кое-как повиснуть вниз головой, сопровождая свое представление жалобными воплями. Это и было мерой твоего искусства? И не забудь о том случае, когда ты донесла моему отцу, что я соблазнил жену своего оксфордского наставника, прекрасно зная, как он на меня разозлится!
— Ничего подобного, Джеймс, ничуть он не разозлился, по крайней мере сначала. И потребовал доказательств, заявив, будто не может поверить, что ты способен на такую глупость.
— Я и не был способен, дьявол тебя побери! Добрых два месяца ушло на то, чтобы объяснить отцу, что это все твоих рук дело, а гы только ныла. Видите ли, она всего лишь хотела пошутить!
— Для большего правдоподобия я даже узнала имя жены одного из наставников, — улыбнулась девушка.
При воспоминании о выражении отцовского лица Джеймса передернуло.
— Знаешь что, Корри? Кому-то давно пора взяться за твое воспитание! — процедил он.
И не успела она оглянуться, как он схватил ее за руку, стянул с лошади и повел к большому камню. Уселся поудобнее и, расставив ноги, притянул ее поближе.
— Жаль, что раньше никто не додумался задать тебе хорошую трепку.
Слишком поздно догадалась Корри о его намерениях. И не успела она пошевельнуться, как Джеймс перекинул ее через колено и с силой опустил ладонь на ее затянутую в бриджи попку. Девушка вырывалась, подвывала, охала, но силы, разумеется, были неравны, тем более что Джеймс слишком долго терпел и теперь был преисполнен решимости преподать мерзкой девчонке достойный урок.
— Если бы ты носила амазонку… — шлеп, шлеп, шлеп, — отделалась бы легче. С полдюжины нижних юбок… — шлеп, шлеп… шлеп… — и твоя попка пострадала бы меньше, — приговаривал он, энергично работая рукой. Удар следовал за ударом.
— Немедленно прекрати! — визжала Корри, извиваясь. — Идиот несчастный, ты не имеешь права! Я девушка, и притом даже не твоя чертова сестра!
— И я ежедневно благодарю за это Господа! Помнишь, как ты подсыпала какую-то гадость в мой чай и из меня лило целых полтора дня?
— Я не думала, что это так долго продлится! Перестань, Джеймс, это неприлично!
— Да неужели? И это я слышу от тебя? Говоришь, неприлично?! Да я терпел тебя почти всю свою жизнь!
И лично видел твою тощую задницу, когда ты плавала в пруду! И не только задницу, но и все остальное тоже!
— Мне было тогда восемь лет!..
— И с тех пор ты нисколько не поумнела. Жаль, что я не додумался до этого раньше. Считай, что на сегодня я заменил твоего дядюшку Саймона.
Наконец Джеймс остановился. У него рука не поднималась и дальше колотить ее, несмотря на те гадости, которые она устраивала ему все эти годы.
Он уже хотел столкнуть ее на землю, но увидел у ног острые камни.
— О, проклятие, паршивка ты этакая, — пробормотал он, ставя ее на ноги. Она не двинулась с места, потирая пострадавшую попку и не сводя с него глаз. Если бы взгляд имел силу убивать, Джеймс свалился бы бездыханным. Но, к счастью, все обошлось. Он поднялся и погрозил ей пальцем, совсем как когда-то старый гувернер, мистер Бонифейс.
— Не будь ничтожной жалкой неженкой! Ничего с твоей задницей не сделается, поболит и пройдет, — поучительно заметил он, разглядывая собственные сапоги. — Кстати, я забыл, сколько тебе лет?
Корри всхлипнула и вытерла рукой нос,
