меня. Но никаких шкафов я здесь не видел.
Когда они вошли в комнату, Фэлкон зажег факел на стене. На груды книг упал свет, и Тори стало не по себе.
— Ведь они так сгниют. Знаешь, мы начнем работы именно отсюда, — заявила она решительно.
Фэлкон взял ее за руку:
— Тори, боюсь, мне нужно кое в чем признаться. У меня не так много денег, чтобы перестраивать весь Бодиам. Когда ты исчезла, я подумал, что ты отправилась в Лондон. А без тебя я решил, что нет смысла восстанавливать замок. Эта идея перестала меня увлекать, стала казаться бессмысленной. Поэтому почти половину своего капитала я истратил, а на оставшуюся часть у меня есть обязательства, которые невозможно отменить.
Тори уставилась на него с таким видом, словно не понимала, о чем речь.
— Ты хочешь сказать, что у тебя не осталось денег на восстановление замка?
— Именно это я и сказал. О, у меня достаточно денег, чтобы нам с тобой жить в свое удовольствие, но отстроить Бодиам заново… Боюсь, с этим придется подождать несколько лет.
— Выходит, ты спустил свое наследство за какой-то месяц?
— Я вовсе не спустил…
— Черт бы тебя побрал! От безумного Джека Фуллера ты, оказывается, получил в наследство не только замок, но еще и его мозги! Годами он сорил деньгами направо и налево, тратил их на свои капризы и прихоти. Недаром его прозвали Безумный Джек. А теперь ты, Фэлкон, пошел по его стопам?!
Он молчал, и Тори продолжала:
— Ведь Бодиам — это старинное сокровище. Замок перешел в твои руки вместе со священными обязательствами. Как ты мог растранжирить средства, которые тебе само небо послало, чтобы ты восстановил Бодиам? Ты совершенно безответственный человек! Как ты мог так поступить, Фэлкон?!
Тори принялась молотить кулаками по его груди. Перехватив ее руки, он закричал:
— Стоп, чертова кошка!
Тори высвободила руки и скрестила их на груди; было очевидно, что она в ярости.
Фэлкон же с грустной усмешкой проговорил:
— Теперь понятно, что Бодиам значит для тебя больше, чем я, Виктория. Каким глупцом я был, когда подумал, что ты выходишь за меня по любви.
— Я тебя люблю! — закричала она.
— Да, но замок Бодиам ты любишь больше.
— Ты предложил мне выйти за тебя, но ты меня обманул, — заявила Тори. — Прежде чем делать предложение, ты должен был сказать, что растратил свое наследство.
— Уверяю тебя, я ничего не сказал только потому, что боялся отказа. Но в конце концов… совесть не позволила мне держать тебя в неведении.
— Я в восторге, сэр Перегрин! Жаль, что ваша совесть не уколола вас до того, как вы уложили меня в постель!
Он нахмурился и проворчал:
— Мне кажется, пора замолчать. Мы наговорили друг другу вполне достаточно, мисс Карсуэлл.
— Так оно и есть, милорд. Очень любезно с вашей стороны, что вы не опустили входную решетку. Ноги моей больше здесь не будет! — Тори откинула волосы за спину и развернулась. «Не плачь! Не смей плакать, Виктория Карсуэлл!» — говорила она себе, направляясь к воротам.
Глава 12
— Что скажете, юная леди? Решили навестить родной дом? Вы уже вышли замуж? — вопрошала Эдвина, глядя на дочь с язвительной усмешкой.
— Здравствуйте, матушка. Мне очень жаль, что я доставила вам столько неприятностей за прошедший месяц. Вы, наверное, ужасно беспокоились…
— С беспокойством я как-нибудь справлюсь. Всю свою жизнь я только этим и занималась. Но вот как справиться со стыдом? Все шепчутся о том, что ты живешь в грехе. Твой отец, упокой Господь его душу, наверное, в гробу перевернулся.
— Невозможно запретить людям говорить то, что они думают. Я очень сожалею, что вызвала такой скандал.
— Запретить нельзя, но сплетни закончатся, если вы с сэром Перегрином отправитесь под венец. Вы договорились о свадьбе, Виктория?
— Пока нет, матушка.
Выражение, появившееся на лице Эдвины, могло бы показаться комичным, но Тори было не до смеха.
— А разве вот это кольцо не подарок к помолвке?
Тори посмотрела на кольцо с изумрудом, о котором совсем забыла, и решила ни в чем не разубеждать свою мать. По крайней мере сегодня благодаря кольцу ей никто не будет докучать, и она спокойно проведет ночь у себя в спальне.
Тут открылась входная дверь, и перед ними появился Эдмунд. Взглянув на сына, Эдвина сказала:
— Твоя сестра вернулась, и ты наверняка обрадуешься, когда узнаешь, что она обручилась с сэром Перегрином Фуллером. — Повернувшись к дочери, она воскликнула: — Бедный Эдмунд! Духовному лицу очень трудно высоко держать голову, имея такую сестру, как ты.
Эдмунд внимательно посмотрел на Тори и с тревогой в голосе спросил:
— Ты хорошо себя чувствуешь? Может, тебе лучше прилечь после такого утомительного дня?
Тори со вздохом кивнула:
— Да, ты прав, я ужасно устала, хоть и не хочется в этом признаваться. Пожалуй, я действительно поднимусь к себе.
Эдмунд протянул руку, чтобы поддержать сестру, и она с благодарностью кивнула ему. Уже у самой лестницы Тори обернулась и сказала:
— Спокойной ночи, матушка. Завтра утром я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.
Брат с сестрой стали подниматься по ступенькам, и Эдмунд тихо проговорил:
— Утром ты заявила, что вроде бы… побывала в прошлом. А сейчас у тебя уже нет таких странных мыслей?
— Мне кажется, я никогда не избавлюсь от странных мыслей, — ответила Тори со вздохом.
Эдмунд открыл дверь ее спальни.
— Заходи, дорогая. Здесь ты у себя. Тут ничего не изменилось. Спокойной ночи. Сладких тебе снов.
Тори закрыла за собой дверь и в полном изнеможении прислонилась к ней спиной. Сейчас, в эти ужасные мгновения, ей казалось, что она уже никогда не будет счастлива.
— Господи, как я буду жить без Фэлкона? — прошептала она, с трудом удерживаясь от слез.
У нее не было сил даже зажечь свечу, и она раздевалась в темноте. Надев свежую сорочку, Тори снова вздохнула и улеглась в постель. Какое-то время она лежала, вглядывалась во тьму, и ей казалось, что и тело ее, и разум находятся в каком-то странном оцепенении.
Но потом в голове стало проясняться, и Тори вспомнила все, что они с Фэлконом наговорили друг другу. Вспомнила слова, из-за которых она вспылила и убежала от него.
«Теперь понятно, что Бодиам значит для тебя больше, чем я, Виктория. Каким глупцом я был, когда подумал, что ты выходишь за меня по любви».
— Но я ведь люблю его, — прошептала Тори. — А он считает, что Бодиам для меня важнее. Неужели это правда? Неужели замок значит для меня больше, чем Фэлкон?
Ответ родился тотчас же.
— Нет, Фэлкон мне дороже жизни. Конечно, замок тоже много для меня значит, и мне хочется восстановить его в прежней красе. Но я всегда буду любить Фэлкона — даже если он останется совсем без
