— Валите скопом! — хохотом ответили матёрые конкурсанты. — Нам больше брюквы достанется!
На этом Грандиевский и Эльбрус расстались. Последний решил кончать со экскурсией в миры вторичного искусства и возвращаться в свой обычный мир. Лорд Каннингэм вздумал вызвать дух самого великого Пастернака, вдохновлённый непреходящей славой 'Доктора Живаго', но вместо этого к нему пришла какая-то лягушка и уверяла, что в результате успеха в конкурсе она непременно станет королевной со всеми исходящими отсюда последствиями. Теперь бедняга Коньков стремился поскорее найти своего скользкого спутника и вернуться в нормальную обстановку, чтобы продолжать творить без помощи лукавых потусторонних сил.
Побрёл Грандиевский по пыльным улицам искать своего спутника, минуя по пути ветхие сараи, в которых жила местная творческая молодёжь. Там встретил он у обломанного тополя с единственной целой веткой недавнего юнца в славянской рубахе навыпуск. Тот горько рыдал, закидывая на ветку верёвку с петлёй на конце — жизни, значит, порешил лишиться.
— Не приняли — не поняли? — участливо спросил Маус Грандиевский. — Чего ваял? Славянскую фэнтези?
Да, много их таких — все думают, что их топорно сработанные герои, в корявые уста которых вложены всего два архаичных слова — 'однова' да 'благодарствуйте' — уже делают этих картонных кукол фигурами масштаба Ильи Муромца. О, кто только не пытался ваять в духе этого курьёза даже для жанра фэнтези — славянской версии! Поделом им всем — пущай не распускают руки! Но всё же мальчику сказал:
— Ты знаешь, что сказал Тарковский по такому поводу? А сказал он следующее: воля к творчеству определяет художника, и эта черта входит в определение таланта. Вот так, пацан, а ты вешаться надумал. Если ты художник, иди и твори, несмотря ни на что, даже на непризнание и неизвестность, а если нет, то ты не писатель и, следовательно, нет причин к истерике.
Он поплёлся дальше, в надежде встретить своего спутника — может, тот наскрёб маленько маней? Навстречу двигался мужик с проволочной тележкой, с какими ходят в гипермаркетах по залу. В трюме оной лежал металлолом. Мужик нагнулся и подобрал с затоптанной земли брошенный Грандиевским генератор сюжетов и синтезатор эмоций. Изящно держа двумя пальцами плоский бычок, мужик критически осмотрел машинки, потом кивнул сам себе и кинул находку в корзину.
— Пойду на конкурс сдам. — простодушно признался он застывшему в молчании автору. — На пиво хватит.
— Ну что — айс? — с надеждой спросил Бегемот.
— Не, не айс. — хмуро отвечал Грандиевский.
В лавке 'Мастер и Маргарита'
— Слушай, Маус! — возбуждённо зашептал Бегемот. — Я тут кой-какую работёнку отыскал! Может, и тебя возьмут?
— А что за работёнка? — поинтересовался порядком разочарованный в своих силах Маус.
— Короче, есть тут один музейчик, как раз по нашему с тобой профилю!
— Да ну?! — изумился Грандиевский и навострил уши.
— Да! Представь себе, в этом захолустье тоже есть музей Булгакова! Так вот, я там устроился подрабатывать своим собственным привидением!
— Е-моё! — потрясённо вскрикнул Грандиевский. — А отчего же не самим собой?
— Не-ее, тут действуют свои законы. Кстати, у них как раз вакантное место есть — для Мастера.
— Я — Мастером?! — потрясся Грандиевский. — Да кто меня возьмёт?!
— Послушай, тут всё просто. Приходит очередная группа, а ты просто повоешь немного из-за занавески, скажешь чего-нибудь в тему, а за это нам по десять местных тугриков! Да ты не бойся, в конце концов, это же твоя работа — байки баять!
— Ну, если только так… — недоверчиво протянул Маус.
Местный музей Булгакова располагался в дряхлом доме, украшенном облупленными ангелочками — никаких сомнений в подлинности данного ампира. Над дверью с колокольчиком висела солидная вывеска: дом-музей Булгакова 'Мастер и Маргарита'. В полуподвальное помещение вели продавленные множеством ног каменные ступеньки, а в самом низу — в скопившейся от множества ног грязи — валялись пластиковые стаканчики из-под мороженого, раздавленные жестяные банки из-под пива и окурки.
— Алиса Порфирьевна! — заглянул за тёмную дверь Бегемот. — Я вам нового сотрудника привёл.
Алисой Порфирьевной оказалась увядшая прежде времени остроносая особа, одетая в тёмное платье, в каких давным-давно ходили библиотекарши. Волосы её были неопределённого цвета и уложены в жиденький пучок, а глаза за мощными линзами казались величиной с горошину и, казалось, жили своей, отдельной от лица жизнью.
— Кого это вы мне привели? — строго поинтересовалась она у кота.
— Так вы же сами говорили, что вам не хватает привидения на роль Мастера. Вот, извольте радоваться — собрат героя по перу, неистовый поклонник творчества Булгакова, креативная личность!
— Да? Что-то не похож. — с сомнением оглядела Грандиевского служительница музея. — Впрочем, если одеть его в пижамку, подать за занавеской, да осветить лунным светом, то, может, и сойдёт.
— Сойдёт, сойдёт! — поторопил Алису Порфирьевну Бегемот. — Вот уж и посетители идут!
Положение было отчаянным — им с Бегемотом никак не удавалось заработать денег — и Грандиевский был готов на всё: не только Мастера изображать, но и даже Маргариту. Он быстренько надел обтёрханную пижамку, встрепал волосы и напялил на нос старые очки.
— Ну чисто Мастер… — бормотал кот, заталкивая его за полупрозрачную занавеску.
В затемнённое помещение уже входили посетители — небольшая группка. Они с разинутыми ртами обозревали мрачные обои с потёками, продавленные кресла, кривоногие диванчики и закопчённые керосиновые лампы. Алиса Порфирьевна служила тут экскурсоводом и своим благоговейным голосом старой музейной девы рассказывала тайны булгаковского дома.
Вот, при свете именно этой лампы читались в тайном собрании писателей строки первого издания 'Мастера и Маргариты'. Вот это пятнышко на скатерти — та слеза, которую уронила Елена Сергеевна, когда Михаил Булгаков сделал ей предложение. Вот это — пенсне, похожее на то, какое носил Коровьев.
— А когда же будут привидения? — шёпотом просила молодая особа в носочках и легкомысленной соломенной шляпке.
Но Алиса Порфирьевна знала своё дело и уже, сделав круглые глаза, с особым придыханием рассказывала о том, какие по ночам тут творятся чудеса! Как двери хлопают сами собой. Как вещи перелетают с места на место, как вздохи и стоны слышатся в полночь.
— Вот, сейчас, совсем уже скоро… — шёпотом внушала она гостям и добилась того, что все они стали оглядываться, ёжиться и вздрагивать.
Со всех сторон и в самом деле доносились странные звуки, похожие на далёкое журчание воды в старом унитазе. Или на бряцание ложечки в гранёном стакане.
— Это не всякий раз случается… — совсем уже в прострации проронила экскурсовод. — многим просто не везёт — грубая душевная организация.
Экскурсанты дружно замерли и начали искать нирвану внутри себя.
Грандиевский давно уже волновался за своей занавеской. Шуточное ли дело — изображать самого Мастера, хоть и в виде привидения! Инструкции, данные наскоро, казались слишком скудными — он просто не знал как себя вести. И вот, как было сказано, в нише, где он прятался, зажёгся тусклый потолочный свет — вспыхнула маленькая грязная лампочка. И тут где-то за стеной с натужным скрипом запел патефон.
Маус выступил вперёд и встал перед занавеской, смутно видя через неё экскурсию из нескольких человек.
— Ах! — вскрикнула молодая особа в носочках и повалилась на руки высокому субъекту.
