Замётов обязан был со своим гарнизоном подоспеть на подмогу.
Но как и следовало ожидать подполковник был не рад открывшейся пред ним перспективой:
«Ну что это за позиция такая?» — чуть ли не плача сокрушался он. — Находиться постоянно, можно сказать в тылу, и ожидать нападения на какие-то там полки? — Нет это не для него. Прийти на помощь, да ещё и не по собственной инициативе, много ума не надо. Так Замётова, за всю компанию не заметят. Не выделят из общей толпы, а тогда и награды и почести, всё достанется не ему, это уж точно…
И тут снова судьба преподнесла Замётову, подарок. После двух суток наступления, подполковник, каким-то образом раздобыл информацию, что на днях, а именно на третьи сутки похода, противник должен нанести сокрушительный удар именно по позициям вверенных ему в охрану полков, или полковника Нестерова или Рыкова. Но сути это, для Замётова, большой роли не играло, так как его гарнизон как раз находился на равно удалённом расстоянии между этими полками. А потому у подполковника в голове сразу же созрел дерзкий план…
Он больше не желал быть разменной картой в большой игре, он намерился выбиться в дамки, стать этаким джокером, неожиданно вытащенным из рукава. И дерзкий план его заключался в том, чтобы вопреки приказу, сделать рывок на территорию врага и там затаиться, до поры до времени. А когда время наступит, а оно обязательно наступит этой ночью, в этом Замётов был уверен на все сто, вместо того чтобы просто прийти на помощь, он нанесёт удар противнику в спину, повергнув врага на обе лопатки.
План конечно же дерзкий и наглый, и если ничего не получится, начальство по голове не погладит, можно и под трибунал угодить, но зато если всё выйдет и как надо, то вот оно! Слава, признательность и уважение…
И перед подполковником встало лишь одно препятствие, могущее помещать воплощению в жизнь, его дерзких планов. Препятствие олицетворялось в лице старшего лейтенанта Белых. И Замётов просто был обязан склонить капитана на свою сторону, а если потребуется, то и попытаться устранит с пути к славе. Да-да, и такие черные мысли посещали подполковника. Потому что он готов был грызть землю, только бы его план воплотился в яви.
Но все его опасения, на немалое удивление самого Замётова, оказались излишни. Более того, старшина Белых, ещё до того, как подполковник выложил перед ним все карты, сам предложил схожий план.
После чего, не видя перед собой больше никаких препятствий, Замётов будто на крыльях, развил несвойственную для себя, бурную деятельность. И на что только не пойдёт человек, когда у него на горизонте замаячит «славы Олимп».
И вот дела улажены. Личный командный состав оповещён ложным донесением. Личный состав собран и подготовлен к марш броску. И Заметов наконец довольно потирает руки — этот день, должен стать для него счастливым.
Но так вышло, что этот день, стал самым чёрным днём его календаря…
И уже с самого начала безрассудной операции проявились мелкие неприятности, так называемые пакости судьбы. Только вышли из расположения, как четверо солдат умудрились сломать себе ноги, а один и того хлеще, разбил голову, поскользнувшись на ровном месте. Делать нечего, пришлось отправлять неудачников, в тыл, теряя при этом не только драгоценное время, но и часть личного состава, хоть и мизерную, на первый взгляд. Да вот только лишних-то солдат, у подполковника как раз и не наблюдалось, чтоб так легко разбрасываться людьми и так, можно сказать, одни крохи. Притом, что вдобавок ко всему, ещё до выхода из расположения, десять человек пожаловались на сильную температуру и головную боль. Минус десять человек там, минус здесь, глядишь, а воевать-то оказывается и не с кем, совсем один одинёшенек остался.
Затем неприятность случилась с самим подполковником. Еле поспевая за гарнизоном, Замётову, чтобы не упасть в грязь лицом пред подчинёнными, вздумалось вдруг совершить пробежечку. И результат не заставил себя долго ждать — подвернул стопу, и весь оставшийся путь, плёлся в самом хвосте. Отчего, своею же собственной выходкой, пришлось расплачиваться в двойне — скрежеща зубами, терпеть нешуточную боль в ноге и самому же задерживать гарнизон, теряя при этом крохи драгоценного времени.
Радовало одно — мимикридов до сих пор не было видно и если не считать мелких неприятностей, то оставшиеся три часа похода, прошли относительно спокойно.
А с наступлением сумерек началось…
Налетел холодный северный ветер и притащил на своём хвосте, грозные, темные тучи, отяжелевшие от распирающей воды. И как только тучи покрыли собою пол неба, превратив сумерки, чуть ли не в настоящую ночь, зарядил дождь. Да какой?! Такой что не зги вокруг не стало видно. Настоящий ливень, падал на землю непроницаемой стеной, и струи дождя, нескончаемыми потоками, безжалостно хлестали, не в чём не повинных, людей, обильно орошая землю. Солдаты вымокли до нитки, за какие-то секунды, а почва под ногами, и так доселе не радующая стопы, добротно пропиталась водой. И если раньше, то что было под ногами у людей можно было ещё назвать — ковром из пыли, сажи и мелких острых камней, то сейчас это всё превратилось в одну чёрную, склизкую кашу, ручьями стекающая по склонам руин и противно чавкающая под ногами.
Двигаться дальше не имело смысла. Личный подконтрольный состав за какие-то пятнадцать минут, выдохнулся без остатка. Люди вымокли и перепачкались омерзительно чёрной субстанцией, с ног до головы. Эта с позволенья сказать грязь, не просто мешалась под ногами, она взлетала вверх, под ударами тяжёлых капель, попадала на одежду, руки и лицо; лезла в рот и постоянно норовила залепить глаза. Вместе с водой, она пропитывалась в одежду и добираясь до самой кожи, прибавляла к охлаждению ещё и мерзостную чесотку. И не дай Бог свалишься, век не отмоешься. Остатки напалма, а именно специальный керосин с добавками, имели неприятную особенность, создавая на поверхности жидкой грязи, маслянистую корку. Угодишь в такую, и никакой дождь тебе не помощник.
Видя столь плачевное положение дел, подполковник Замётов, заприметив неподалёку, сохранившиеся руины, а именно три угловые стены, жалкие остатки каких-то зданий, распорядился двигаться к укрытию. Для всего гарнизона, места под одной стеной не нашлось и пришлось его тогда разбить на несколько равных частей, чтобы тот, кто не успел, искал себе укрытие сам.
Подполковник занял центральную угловую стену с третью гарнизона. Остальные расположились по бокам, одна треть слева чуть позади в двадцати метрах; другая на уровне центра, в десяти метрах от подполковника.
Как только Замётов, и его люди устроились на новом месте, небо разорвали яркие всполохи и где-то в вышине глухо пророкотал гром. Знающие люди, скажут вам, что когда молния сверкает редко, но с определённым интервалом, значит дождь зарядил надолго и прекращаться в скором времени не собирается, разве что, чуть поубавит сил…
Во время очередного разряда, Замётов попытался рассмотреть окрестности. Но как ни ломал он глаза, ничего интересного так и не высмотрел. Повсюду одна чернота, хоть глаз выколи. Нет, чернота конечно же не абсолютная, такая что даже свет молнии её не может осветить. Она-то как раз неплохо освещала местность, но вот, смотреть там было, абсолютно не на что. Куда не кинь взгляд, одно и то же. Развалины, руины, горы спёкшегося камня и стекла и всё такое черное, чернее ночи, что глазу не за что зацепиться — ландшафт однообразный, грустный и мертвенно пустынный. Ну что ещё можно увидеть в разрушенной, до основания, части города? Правильно, практически ничего. Вот и подполковник Замётов, ничегошеньки не разглядел.
Намаявшись разглядывать пейзаж, намалёванный диким художником, подполковник подвел итог своего марш броска: пятнадцать переломов конечностей и двадцать восемь вывихов и ушибов. Дело не шуточное, карабкаться по нескончаемым каменным кручам из обломков, а затем спускаться вниз практически в темноте. Один неосторожный шаг и уже летишь вниз, а там кому как повезёт: кто кубарем, а кто просто скользит по чёрной жиже. Дальше… Два сотрясения, один выбитый глаз и пять смертельных исходов, кто на что-то напоролся, кто сверзился с верхотуры неудачно. И того более сотни человек не обошлись без травм.
«Да… Не везёт, так не везёт, — плачевно констатировал подполковник Замётов, ознакомившись с итогами. — И кого в этом винить, себя? Или судьбу злодейку?»
Легче всего конечно же перевалить всю вину на судьбу, чем, непременно и воспользовался Замётов,
