дабы успокоить собственную совесть. А успокоив совесть, погрузился в думы, никому не ведомые, кроме него самого.
И пока он пребывал в раздумьях, хмурясь время от времени или улыбаясь чему-то, личный состав выживал как мог. Промокнув и продрогнув до самых костей, солдаты сбились в кучи, отбирая друг у друга остатки тепла. Костёр не развести, не чем, да и не из чего, одни камни вокруг, да вода. А ветер, воет, свищет злобно, ударяясь об уцелевшую стену и хлещет небесною водой, злостно следя за тем чтобы спрятавшиеся людишки, не дай Бог, пообсохли, покуда вокруг этакий ливень льёт.
Чтоб хоть как-то обогреться, солдаты разогревали личные пайки, путём термопосуды, и молча, не спеша поглощали, стараясь отводить глаза от гнетущего пейзажа. Вздрагивали, при каждом раскате грома. Пытались улыбаться в темноте, чтобы взбодрить себя и остальных, не вышло. Тогда с горя закурили и охваченные мелкой дрожью, попытались заговорить. Но разговоры у всех как-то не клеились и постепенно уйдя в себя, многие стали просто слушать шум дождя и настороженно поглядывать наружу. Через какое-то время, насытившись и немного обогревшись, солдаты расслабились и стали клевать носом. Но внезапно в какой-то момент, по рядам людей прокатились нервозные, сопряженные со страхом, судороги, как говориться, сердечко ёкнуло — когда человек ещё не ощутил страха, а сердце говорит ему, что пора бы уже…
— Смотри, смотри… — толкая соседа, шёпотом загомонили они. — «Мимы»!
— Где? Где? Не вижу, — отвечали им, с жадностью и тревогой всматриваясь в темноту.
— Да вон же их силуэты мелькают, — указывали непонятливым. — Кружат, как волки… Сволочи.
— Вижу. И вправду, вон они, — указывали руками в темноту солдаты, заметив мутантов. — А теперь не вижу. Пропали!
— И вправду пропали, — ещё не веря, но уже с облегчением, зашептались люди, не открывая глаз от местного ландшафта.
— Интересно, куда это они пошли? К Рыкову или Нестерову? — проявляли любопытство, особо пытливые, ещё не веря собственному счастью, что не заметили их «мимы».
— А тебе не всё ли равно?! — одёргивали их. Не желая даже слышать, что-либо о мутантах и уж тем более видеть их.
И вздохнув с облегчением, гарнизон успокоился и снова погрузился в тягостную дрёму. А дождь всё шёл и шёл, не прекращаясь. Произвольно образовавшиеся ручьи, перенасытившись дождевой водой, выходили из «берегов» и целыми потоками неслись с круч развалин и между ними, то и дело подмывая и подхватывая особо крупные обломки. И те с грохотом обваливались вниз, поднимая кучу брызг, перегораживали русла ручьёв.
Природа неистово сердилась, создавая множество звуков, в округе. Ветер свистел в вышине и выл как животное, соприкасаясь с землёй. Дождь шумел, сливая множество звуков в один монотонный громкий шёпот. А в небе изредка сверкали молнии, и каждый раз радуясь рождению новой зигзагообразной линии, хохотал, могучим гласом, суровый громовержец.
И природе абсолютно было наплевать на проблемы ничтожных людишек, она вела своё собственное сражение стихий. А вот события касающиеся людей, приобрели неожиданный оборот…
С очередной вспышкой, осветившей половину небосклона, по рядам людей прокатился вопль ужаса. Вспышка молнии выхватила из темноты «мимов»….
Они стояли так близко, что можно было без труда разглядеть их лица. Как они могли подобраться так близко? Промокшие до самого основания, так что дождевая вода уже не впитывалась в их поношенную одежду, а стекала ручьями, чёрные как уголь, только белки глаз блестят, стояли они молча и смотрели на людей. И читался в том неподвижном взгляде — безумный голод…
То, что мутантов на великое побоище, сподвигнет не только идея, которой они были преданы всем сердцем, но и голод, этого-то на своё несчастье и не предусмотрели умные головы, при планировании наступления. А голод — это штука такая, с которой шутить нельзя.
Потому как голод, помимо фанатичности идеи, наделил мутантов дополнительным стимулом, сделавших их ещё более целеустремлённей и ещё боле безжалостными. «Мимы» же не дураки, они отлично сознавали, что долго не продержаться в городе, даже несмотря на способность замедлять метаболизм. И поэтому выход у них был заказан — они должны разгромить людей, чего бы им это ни стоило и точка.
Усиленные вдесятеро — чувством голода, пропитанные злобой и ненавистью, ожесточённые и беспощадные как смерть, вот какими увидели их люди, чуть ли не в пятнадцати шагах от себя.
Со второй вспышкой, сверкнувшей почти что сразу после первой, из передних рядов мутантов, сделали резкий шаг вперёд несколько пар «мимов» и запрокинув головы, завыли, как «иерихонские трубы», сея страх и панику среди людей, ввергая в оцепенение.
И сразу же вся местность в округе, зашевелилась… Мутанты были повсюду! Люди даже не могли разглядеть их всех, но они почувствовали, что «мимов», неисчислимая масса и мощь их огромна, поставив солдат в положение маленького камушка, угодившего на середину широкой лужи, грозившая этот камушек без остатка поглотить.
Стоило крикунам захлопнуть свои огромные рты, как в людей сразу же полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Солдаты до этого, в стремлении, спрятаться от дождя, слишком сгруппировались и это-то многих и погубило. Впервые же секунды боя, люди понесли огромные потери и темноту разорвал множественный крик умирающих и раненых.
Среди общего шума и начинающихся звуков стрельбы, прорезалась команда подполковника Замётова:
— Рассредоточиться!!! Всем в укрытие! Занять круговую оборону! — Но куда тут спрячешься? Вокруг голая и выжженная земля с нескончаемыми грудами обломков, и не знаешь, из-за какой рукотворной горы, в следующий момент, выскочит мутант.
Заняв кое-как круговую оборону, найдя себе укрытия, где попадя, на выбор удобных позиций, не было времени, солдаты запустили в воздух осветительные снаряды, больше слепящие глаза, нежели указывающие на месторасположение противника, и засвистели пули.
Оправившись от первого шока и понукаемый командирами, гарнизон вступил в неравный бой с превосходящими силами противника. Непрекращающийся дождь застилал глаза и гасил сигнальные ракеты. Злобный ветер, терзал пелену дождя и своими холодными зубьями вгрызался в промокшие тела людей, выпивая последние остатки тепла. Но во время боя, когда на чаше весов, твоя собственная жизнь, на все козни природы, как-то не обращаешь внимания. Бойцы, лёжа чуть ли не с головой в лужах с грязью, с сапогами полными воды, промокшие дальше некуда и продрогшие до самых костей, так что зуб на зуб не попадает, не акцентировали своё внимание на неудобствах. Весь их мир сузился до прицельной мушки автомата. Хотя… Наверно это и неверное сравнение. Скорее, всё их восприятие наоборот расширилось и обрело небывалую резкость. Но всё их внимание переместилось не на мушку, а на противоположную сторону — на сторону противника. Именно та сторона, сейчас представляла для них истинный интерес. Каждый шорох, каждый звук и малейшее движение, замечали глаза. Ведь именно от этого зависела жизнь. А вот как раз, что происходит на своей стороне, было для них, не так уж важно. В каких условиях находишься, удобно ли тебе или нет? Неважно. Даже если ранение — неважно. Главное, что ещё жив и можешь постоять за свою жизнь и за жизнь товарищей.
Глаза на выкате, рот открыт или наоборот с силой сжат, побелевшие пальцы сжимают автомат, а в голове никаких мыслей. На мысли нет времени, всё решают секунды и поэтому действуешь на автомате, как какой-то робот. Перед собою видишь только цель, уничтожаешь и ищешь глазами следующую, и так до бесконечности. Пока, в какой-то миг, в голове не созревает предательская мысль: «пора уносить ноги». И если эта идея захватила целиком и полностью, то из равнодушной машины, мигом превращаешься в дикое и неуправляемое животное, жаждущее одного — ЖИТЬ.
И вот чтобы такая мысль не созревала в головах солдат, раньше времени, командирам отрядов приходиться прикладать неимоверные усилия. Но слава богу, до всеобщей паники дело пока не доходило, рано ещё, ведь бой только начался.
А пока, срезав первые ряды мутантов, солдаты с удивлением заметили, что те отступили, но зная характер «мимов», не расслабились, а приготовились только к худшему. Больше всего удручало то обстоятельство, что перепаханная бомбами местность, с колоссальными кучами обломков, скрывающая врага, позволяла «мимам» находиться в опасной близости. И в любой момент, обычная перестрелка, могла