– Какими же?
– Комой, о которой мы уже говорили, внезапной смертью или развитием диабета с инсулиновой зависимостью.
– Значит, все-таки в некоторых случаях здоровые люди применяют инсулин?
– Да, но потерпевшая, как мне известно, не относилась к категории людей, которые могли применять инсулин для не лечебных целей, – проскрипел старик.
– Объясните, почему?
Эксперт посмотрел на Дубровскую жалостливо, словно заранее прося у нее прощения за то, что он не может дать ей удовлетворительный ответ.
– Видите ли, инсулин интересен спортсменам, поскольку его действие направлено также и на мышечные клетки. Его нельзя обнаружить в анализе мочи, что сделало его популярным у тяжелоатлетов. Его комбинируют с другими препаратами, которые невозможно выявить во время тестов на допинг.
– У защиты случайно нет данных о том, что потерпевшая брала призы в соревнованиях по тяжелой атлетике? – ехидно заметил прокурор.
Его реплика долетела до ушей присяжных, и некоторые из них захихикали. Глинин стукнул молотком:
– Обвинитель, не забывайтесь!
Он и сам был не прочь посмеяться. Дубровская делала вид, что это ее ни капли не задевает.
– Вы утверждаете, что инсулин в организме потерпевшей появился не в результате несчастного случая. Но ведь его могут использовать как средство для того, чтобы свести счеты с жизнью?
– Я не сказал бы, что инсулин является традиционным средством, к которому прибегают самоубийцы. Лично я предпочел бы для этих целей совсем другой препарат.
– Но, может быть, потерпевшая рассчитывала, что инсулин обеспечит ей спокойную и безболезненную смерть?
Эксперт стоял на своем:
– И этого я бы не стал утверждать. Проблема в том, как рассчитать нужную дозу. Ведь смерть от инсулина может наступить через несколько часов, а иногда и дней. Вряд ли на это рассчитывает самоубийца, верно? Дозировка препарата очень различна и зависит от таких факторов, как то: чувствительность к инсулину или применение других препаратов, общее состояние человека.
– Вы хотите сказать, что верную дозу может рассчитать только врач? – с удовольствием ввернул государственный обвинитель свой вопрос.
– Вас, конечно же, интересует, насколько велика вероятность участия в данном происшествии третьего лица, то есть врача? – прищурил глаз эксперт.
– Совершенно верно. Могла ли Песецкая управиться сама или же без квалифицированного вмешательства врача здесь не обошлось? – спросил прокурор, забыв, что сейчас вовсе не его очередь вести допрос. Но вопрос был таким важным, что Дубровская забыла об этом тоже, равно как и председательствующий, выпустив из рук молоток. Даже присяжные, осознав важность момента, не спускали глаз с сухонького мужичка. От него сейчас зависела участь подсудимого.
– Трудный вопрос, – выдохнул эксперт. – С одной стороны, для того чтобы приобрести препарат, женщине необходим был рецепт. Где она его раздобыла? Это интересно. Кроме того, меня настораживает, что все прошло у нее довольно гладко. Она выбрала инсулин короткого действия и вколола его себе подкожно в складку на передней поверхности живота, что обеспечило быстроту действия препарата. Инъекция выполняется в подкожный жир, но не внутрикожно и не внутримышечно, но для этого нужна определенная сноровка, вы согласны? К тому же выяснилось, что потерпевшая приняла снотворное, и все стадии гипогликемической комы прошли для нее во сне. Она просто заснула и больше не проснулась.
– Ну а что же «с другой стороны»? – изнывала от нетерпения адвокат.
– Не понял, – встрепенулся эксперт.
– Вы сказали, что это «с одной стороны», значит, есть другая сторона? Почему вы назвали вопрос, заданный вам, трудным?
– А... Ну, да. Я, конечно, не могу утверждать, что она не проделала этого самостоятельно. Все может быть. Но более очевидно то, что ее кто-то очень подробно проинструктировал.
– Я думаю, что сейчас некоторые сомнения у защитника отпадут сами собой, – довольно произнес прокурор, поднимаясь с места. – Ваша честь, позвольте приобщить к материалам дела вещественное доказательство № 1. Эти пустые флаконы мы изъяли под окном квартиры Песецкой.
– Пожалуйста, – разрешил судья.
Прокурор подошел к свидетелю и вручил ему два пустых флакона и шприц, упакованные в пластиковый пакет.
– Скажите, – он развернулся к присяжным, – данный шприц мог быть использован для введения инсулина?
– Вполне, – кивнул эксперт. – Инсулин можно ввести таким шприцем, а также шприцем-ручкой, инсулиновой помпой, наконец.
– А флаконы? Что вы скажете про флаконы?
– А что тут сказать? Это флаконы того средства, которое использовала потерпевшая.
– Правильно. Ведь инструкция по применению препарата, правда, без упаковки, была найдена в домашней аптечке Песецкой. Мы проверили отпечатки пальцев на флаконах и на шприце. Мы думали, что обнаружим там пальцы потерпевшей или же обвиняемого...
Латынин сделал драматическую паузу и посмотрел на присяжных.
– Мы не обнаружили отпечатков вообще!
На лицах некоторых судей из народа появилось разочарование.
– Мы не обнаружили отпечатков, – еще раз повторил прокурор, – что позволяет мне сейчас огласить определенные выводы.
– Ну, иногда самоубийцы избавляются от таких вот, с позволения сказать, «вещественных доказательств», – пожал плечами эксперт. – Ведь своевременное вмешательство может нарушить планы человека, решившего расстаться с жизнью. Его дальнейшая судьба полностью зависит от быстроты распознавания его состояния и адекватной терапии.
– Пусть так! – великодушно махнул рукой обвинитель. – Предположим, Вероника не хотела, чтобы ей мешали. Но зачем ей тогда было уничтожать отпечатки пальцев на флаконах?
Эксперт молчал. Этот вопрос был не в его компетенции.
– Правильно, незачем, – подвел итог прокурор. – Отпечатки пальцев уничтожил тот, кто боялся, что его разоблачат. Это сделал убийца!
... Дубровская зашла к Виталию в конце долгого судебного дня. Выражение ее лица не внушило Бойко оптимизма.
– Что случилось, Елизавета Германовна? – спросил он. – Неужели вы узнали что-то такое, о чем я сейчас даже не подозреваю?
Лиза покачала головой.
– Я немного не в себе после показаний эксперта, – призналась она.
– Бросьте, это чепуха! Говорю вам как врач, – убежденно заметил Бойко. – Эксперт не сказал ничего определенного. Только некоторые свои выводы, которые нельзя положить ни на чашу защиты, ни на чашу обвинения.
– Все это так, – признала Лиза. – Но у меня остался терпкий осадок после его допроса, словно все сомнения говорили в пользу доводов прокурора. К тому же отсутствие отпечатков пальцев на флаконах – сильный аргумент. Зачем понадобилось Веронике их стирать?
– Может, их там и не было, этих следов пальцев? Просто получилось так, как получилось?
– Было бы проще, если бы дактилоскопическая экспертиза обнаружила хоть какие-то элементы отпечатков и эксперт сослался бы на недостаток или некачественность материала. Но ничего нет! Кроме (как нарочно!) фрагмента волокна от ткани, которой предположительно вытерли флаконы.
Дубровская, не удержавшись, даже ударила сгоряча по решетке. Это волокно, которое преподнес
