– Мы об этом не думали.
– Ну а если бы подумали, это было бы возможно?
– Маловероятно, – покачал головой Бойко. – У Вероники было серьезное заболевание, и ей нельзя было беременеть несколько лет, а потом...
– А потом было бы уже поздно, не так ли? Сорок лет – и без того критический возраст для деторождения. Я слышал, что химиотерапия может провоцировать раннее наступление климакса, это так?
– Да, такое может быть.
– Значит, на детей вы не рассчитывали. Что еще?
– Протест, ваша честь! – встала с места Дубровская. – Далеко не все пары, заключая брак, рассчитывают на появление детей. Как же быть с теми, кто вступает в брак в преклонном возрасте?
– Пусть подсудимый ответит на вопрос, зачем нужен был ему этот брак, – Глинин казался непреклонным.
– Я любил Веронику, – растерянно проговорил Виталий. – Неужели этого недостаточно?
– Брак заключается на определенную перспективу, – продолжил Латынин. – Например, жить вместе в горе и радости. Какую перспективу рисовали себе вы, сочетаясь браком с больной женщиной, причем больной смертельно? Рассчитывали получить наследство?
– Протест, ваша честь!
– Протест удовлетворен. Обвинитель, не делайте выводы.
– Не буду... Подсудимый, вот вы тут говорили про любовь. Что вам мешало любить Песецкую просто так, без штампа в паспорте?
– Вероника сама настаивала на заключении брака. Я не возражал.
– Зачем ей это было нужно?
– Когда два человека живут под одной крышей, это естественное желание. Мы были очень близки духовно.
– Не говорите ерунды, – начал злиться прокурор. – Чему вы могли научить женщину двенадцатью годами старше вас? Чем вы могли быть интересны?
– Тем не менее это факт. Песецкая в последние месяцы своей жизни общалась только со мной.
– У вас были сексуальные отношения?
– Ваша честь! Обвинение задает неприличные вопросы, – возмутилась Дубровская.
– Где же неприличие в вопросе, был ли секс между супругами? Между прочим, это одна из основных потребностей человека в браке, – оскорбился Латынин. – Они не хотели детей. У них не было секса. Так для чего вообще они женились? Ради духовного общения? Не смешите, адвокат.
– У нас были отношения, – признался Бойко с каменным лицом.
– Это хотя бы что-то, – проворчал прокурор. – Подсудимый, вам было известно, что в случае смерти Песецкой все ее имущество перейдет к вам по наследству?
– Я об этом не думал.
– Но вы хотя бы об этом знали, не так ли? Вы же не настолько дремучий человек в вопросах юриспруденции?
– Повторю. Я об этом не думал, – угрюмо отозвался Виталий.
– Но это же очевидно. Вы – наследник первой очереди. Ведь у госпожи Песецкой не осталось родителей, мужей и детей.
– Я вам говорил, что у Песецкой была дочь.
Прокурор наморщил лоб, соображая, откуда у бездетной актрисы могла взяться дочь, но потом его лицо прояснилось.
– А! Девочка, которую она некогда бросила? Про нее речь? Да это ерунда. Девчонку давно усыновили. Она живет под другой фамилией. Кто ее будет искать?
– Ее не надо искать. Веронике удалось узнать, где она находится. Я, по ее поручению, отправлял ей деньги.
– О, как интересно! – обрадовался прокурор. – Так почему же Песецкая, как раскаявшаяся мать, не упомянула о девочке в своем завещании? Почему все свое имущество она оставила вам? Вы ее надоумили?
– Вероника доверяла мне. Она знала, что я поделюсь с ее дочерью.
– С ума сойти! И вы собираетесь с ней поделиться? – Прокурор даже ладонями хлопнул по столу. – Чем же? Отдать ей квартиру? Машину? Дачу? Ну же, подсудимый, удивите нас своей щедростью!
Виталий стал бледен.
– Я вижу, вы не верите мне, – сказал он хрипло. – Но скажу вам откровенно, от сердца. Я не искал выгоды, заключая брак с Вероникой, и совсем не считаю, что мне уж так необходимо ее имущество. У меня нет морального права...
– Зато у вас законное право, – перебил его прокурор. – Давайте оставим мораль в покое. Вы готовы отказаться от наследства?
– Отказаться?
– Да. Просто взять и отказаться, – подначивал его прокурор. – Доказать нам, что вам чужда корысть.
– Зачем пускать добро на ветер? – пожал плечами Бойко, и на лице обвинителя появилась насмешливая улыбка. Латынин и не ожидал иного ответа. Ясно, что расстаться с имуществом, ради которого он пошел на убийство, молодчику будет не по зубам. Хорошо бы, чтобы присяжные обратили внимание на этот момент и вспомнили о нем, когда им придет пора выносить вердикт.
– Я хотел, чтобы все имущество Вероники перешло в собственность ее дочери. Ведь это будет справедливо? – услышал он вдруг реплику Бойко и оторопел. Неужели этот сукин сын решил перехитрить его?
Все молчали. Улыбка прокурора казалась застывшей гримасой.
– Если предположить... если вдруг меня оправдают, – он робко взглянул в сторону скамьи присяжных, словно не веря, что такое вообще может произойти, – я обещаю сделать все необходимое с моей стороны, чтобы имущество Вероники перешло к ее дочери. Ведь вы мне поможете? – Он повернулся к Дубровской: – Я не знаю, как это делается. Что от меня нужно? Отказ от наследства? Дарственные? Я не сведущ в законах. Но вы ведь мне подскажете?
Елизавета сглотнула и кивнула.
Латынин пришел в себя:
– А вы, я вижу, шутник, подсудимый? Даете обещания, которые ничего не стоят. Даже если мы вам поверим, сможем ли мы на вас воздействовать, если вы не сдержите слова? – он погрозил пальцем. – Ну и хитрец! Надо же такое придумать! В пользу бедной сиротки...
– Прокурор, у вас есть еще вопросы? – спросил председательствующий, сильно утомленный дискуссией на тему морали. – Нет? Ну, и отлично. Перерыв...
Глава 15
Лика покрывала ногти последним слоем лака, когда на пороге возникла тучная фигура Серафимы Павловны. Ее наняли гувернанткой к Васильку, и она исполняла обязанности уже в течение недели.
– Лика Александровна, мне нужно уходить. Василий остается на ваше попечение.
– Надеюсь, он спит? – спросила Лика, обдувая лак на ногтях.
– Нет, почему же он должен спать? – удивилась женщина. – Сейчас пять часов вечера. Самое время прогуляться.
– С кем? – опешила девушка.
– Ну, это уж я не могу сказать. Мой рабочий день закончен.
Женщина развернулась с твердым желанием уйти. Но Лика, легкая, как перышко, и стремительная, как молодая лань, соскочила с дивана и в мгновение ока оказалась перед гувернанткой.
– Серафима Павловна, голубушка! – взмолилась она. – Не оставляйте нас. Ну, что я буду делать? Семен говорил, что вы согласны сидеть с Васильком до девяти часов.
– Не-ет! – Женщина покачала головой, и это движение передалось могучей груди, которая заколыхалась, подобно корме огромного парохода. – Я сказала, что только обдумаю его предложение. Но
