– Это на всякий случай, если ты скажешь, что тебе надоели розы, – объяснил он.
Лизе и в самом деле не нравились те огромные букеты, которые он преподносил ей на значимые даты. Это были внушительные охапки орхидей, роз и стрелиций в дорогом оформлении, которые едва помещались в вазу и могли стоять только прислоненные к стене. Дубровской казалось, что такие букеты уместны только на юбилеях и похоронах, но Андрей продолжал их дарить ей с завидным упрямством. Должно быть, он считал, что женщины в цветочном магазине сочтут его жмотом, если он приобретет у них букетик фиалок или желтые тюльпаны, отвергнув упаковку и всякие замысловатые штучки в виде искусственных бабочек, деревянных божьих коровок и прочей чепухи, которыми принято наполнять женские букеты. Поэтому ромашки в его руках были событием значимым.
– Неужели ты нарвал их сам? – настороженно спросила Дубровская. В случае утвердительного ответа она готова была забрать назад все свои обвинения в его адрес. Он определенно еще не утратил черты романтика.
– Нет, я купил их в магазине, – развеял он ее мечты. – Мне сказали, что их вырастили в Голландии. Между прочим, они стоили мне уйму денег.
Елизавета вздохнула. Перед ней был ее муж, а не некто, очень на него похожий, явившийся только для того, чтобы сбить ее с толку. Но в этом его постоянстве не было ничего ее раздражающего. Это был Мерцалов, которого она знала как облупленного. Она не ждала от него сюрпризов, и именно это ей нравилось в нем сейчас больше всего.
– Ну, как проводила без меня время? – спросил он с улыбкой.
– Нормально, – уклончиво ответила она. «Всего лишь раз собиралась тебе изменить, но из этого ничего не вышло, чему я сейчас безумно рада».
– Ты мне кажешься больной.
Похоже, все вокруг сговорились сообщать ей, что она плохо выглядит.
– Я немного устала.
– Опять твой процесс?
– Да.
– Скоро он закончится?
– Он уже закончился.
– Вот как? Надеюсь, этого прохвоста посадили?
Теперь Елизавета не стала спорить с ним насчет справедливости некоторых формулировок.
– Нет, присяжные вынесли оправдательный вердикт.
Андрей присвистнул:
– Вот как? Неужели я насчет него ошибался?
– Ты не ошибался. Ошиблись присяжные. Да и я тоже.
У нее не хватило смелости изобразить на своем лице победную улыбку.
– Во всяком случае, у нас есть повод отпраздновать твою победу, – сообщил Андрей, выуживая из сумки бутылку «Кристалла».
– Ох, нет, – покачала головой Лиза. – Боюсь, ты меня разбалуешь. Кроме того, это не столь уж значительный повод.
Она не могла признаться Андрею, что уже пила за свою победу вчера вечером. Кажется, тогда они еще произносили тост за дружбу, которая за одни сутки успела трансформироваться в ненависть. Забавная штука жизнь!
Лиза принялась разбирать сумку Андрея, откладывая в сторону то, что нуждалось в стирке. Ей важно было занять себя чем угодно, только бы не отвечать на вопросы мужа. Она и вправду была сегодня тиха и покладиста, что могло показаться подозрительным. Кому, как не Андрею, было знать, что его жена не отличается послушанием. Вдыхая знакомый запах мужского одеколона, Лиза чувствовала, что успокаивается, и постепенно ее хаотичные мысли выстраиваются в стройную вереницу. Ее муж дома, и это ощущение, едва ли не первый раз в ее жизни, придало ей сил и спокойствия.
Она загрузила стиральную машину, заварила мужу чай, испытывая удовольствие. Ей было приятно находиться дома, среди знакомых вещей, сидеть на стуле в собственной кухне, подложив под себя ногу. Андрей пил чай с бутербродом, сооруженным наспех из того, что оказалось под рукой, а она рассматривала его лицо, отмечая про себя, что он выглядит усталым. Под глазами у него наметилась тоненькая сеточка морщин, а на висках проявились первые признаки седины. Сердце сжала непонятная грусть. Ей вдруг показалось, что прошли века с того момента, когда она смотрела на него вот так, тепло и сочувственно. В гонке за синей птицей удачи она проводила дни, месяцы, годы, возвращаясь домой только для того, чтобы отдохнуть и снова ринуться в бой. Стоили ли ее профессиональные победы того, что их отношения покрылись корочкой холодного льда непонимания? Особенно ее последняя победа... Лизе не хотелось сейчас думать о том, что в этот момент делает Виталий. Должно быть, весело проводит время со своей подружкой, посмеиваясь над тем, как ловко им удалось провести адвоката. Она была лишь пешкой в их игре. Теперь они получат, что хотели: квартиру, машину, дачу; право жить и наслаждаться жизнью. Лизу не успокаивало даже то, что покойная Вероника ничего не имела против такого финала. Зло должно быть наказано. Во всяком случае, все рассказанные ей в детстве сказки утверждали именно это...
...Президент адвокатской палаты никак не мог взять в толк, чего хочет от него эта странная взволнованная женщина с удостоверением адвоката в руках.
– Мои поздравления, – бормотал он, выслушав ее сбивчивый рассказ о какой-то победе в областном суде. Не было решительно никаких оснований говорить об этом с таким потерянным выражением лица. – Вы победили, и это прекрасно. Вы хотите, чтобы мы написали об этом в «Адвокатском вестнике»?
– Нет, ни в коем случае! – воскликнула Дубровская. – Я не хочу огласки. Разве вы не поняли, что свидетель защиты, вызванный по моему ходатайству, дал ложные показания? Присяжные просто были сбиты с толку. Если бы не это, вердикт мог бы оказаться обвинительным.
– Слава богу, что этого не произошло, – улыбнулся он. – Может, вы хотите чаю? Чтобы успокоиться? Я вижу, вы очень бледны.
Он хотел вызвать по селектору секретаря, но странная посетительница так яростно замотала головой, что он сам испугался. Ему стоило избавиться от нее побыстрее. Адвокаты – народ творческий и тонкий, а иногда еще экстравагантный вне всякой меры, как, к примеру, эта его утренняя гостья, которая сама не знает, чего хочет.
– Мне хотелось бы узнать, могу ли я поставить в известность обвинителя и суд о том, что произошло ужасное недоразумение? – проговорила она.
– Милостивая государыня, то, что вы называете недоразумением, на языке Уголовного кодекса именуется преступлением! – повысил тон он, стараясь привести ее в чувство. – Свидетель дал ложные показания, что чревато уголовной ответственностью. Но даже если сейчас вам кажется, что, сдав свидетеля прокурору, вы скромно отойдете в сторону, не обольщайтесь! Именно вы представили его суду, а это уж очень сильно смахивает на фальсификацию доказательств! Вы отдаете себе в этом отчет?
– Да, но я же не нарочно! – воскликнула она. – Не умышленно.
– Это еще надо доказать!
– Разве то, что я пришла к вам по своей инициативе, еще не доказывает мою невиновность?
– Этот факт говорит в вашу пользу, но у государственного обвинителя может быть иное мнение. Почему бы вам не оставить все, как есть?
Дубровская помолчала. Должно быть, со стороны она выглядела нелепо.
– Мне трудно объяснить, – она пожала плечами. – Я вела эту защиту так, словно на кону стояла свобода и благополучие близкого мне человека. Я положила все силы, доказывая его невиновность, а потом выяснилось, что он просто использовал меня как слепое орудие в своих руках.
О том, при каких обстоятельствах она прозрела, Елизавета предпочла умолчать. Она знала, что близкие отношения с клиентом рассматриваются часто как нарушение адвокатской этики и влекут за собой самые серьезные последствия. Она могла принять дежурные комплименты в свой адрес и даже отобедать с клиентом по случаю победы где-нибудь в ресторане, но являться к нему домой и позволять ему целовать и гладить свое тело она не могла ни при каких обстоятельствах! Нужно отделять личные отношения от рабочих – этим правилом она как раз пренебрегла.
– Всех нас используют, – примирительно сказал ей президент палаты. – Так или иначе. Только глупцы
