верят, что адвокат – представитель свободной профессии. У нас нет начальников сверху, но зато есть клиенты. Кто платит, тот и заказывает музыку. Ведь вам оплатили защиту?
Лиза, вспомнив о пачках купюр в рваной упаковке, только кивнула.
– Ну, вот видите. Значит, не все так плохо. Почему бы вам не выбросить из головы эти ваши проблемы?
– Не получается.
– Я думаю, получится, если я скажу вам, что, настаивая на своем, вы можете потерять работу. – Он взглянул на расстроенное лицо Елизаветы. – Да-да. Вы же знаете требования закона? Вы не можете пойти против интересов своего клиента ни при каких обстоятельствах.
– Даже если тот оказался мерзавцем?
– Даже если так... Будем реалистами, дорогая. Участвуя в уголовных делах, мы нечасто берем на себя защиту невиновных. Всякое, конечно, бывает, но большинство наших клиентов имеет мало общего с Робин Гудом, защитником сирых и убогих. Но закон предоставляет право на защиту любому.
– Значит, у меня нет выбора?
– Безвыходных ситуаций не бывает, есть только неприятные решения, – усмехнулся президент. – Вы можете идти домой и выбросить из головы все, о чем вы мне только что здесь говорили. А можете идти в суд или прокуратуру. Так вы успокоите свою совесть, но потеряете работу.
– Это несправедливо!
– Это так кажется на первый взгляд. К адвокату обращаются, как к священнику за исповедью. И мы покорно принимаем человека со всеми его мерзостями и грехами. Он рассчитывает быть понятым и если не прощенным, то хотя бы защищенным. А что, если адвокат возьмет на себя право взвешивать на весах добродетели своего клиента? Или еще того хлеще, взбрыкивать всякий раз и писать жалобы, как только его тонкая натура окажется оскорбленной? Быть или не быть адвокатом – вот на какой вопрос вы должны ответить прежде всего.
Дубровская вспомнила, что не далее как вчера она впервые задумалась над тем, не стоит ли отказаться от работы ради блага семьи. Ее милая квартира, лишенная хозяйского попечения, больше напоминала евромузей, в котором была масса современных и абсолютно ненужных вещей, вроде кухонной плиты с профессиональной духовкой и аэрогриля. Пустые цветочные горшки на балконе, гардеробная комната, похожая на кладовую, холодильник с несколькими бутылочками йогурта внутри и пачкой магазинных пельменей в морозилке требовали хозяйского глаза и заботливых рук. Но на эти глупости у нее никогда не хватало времени. Как, впрочем, и на своего мужа, приученного заваривать себе чай, собирать в командировку вещи и ждать, ждать, ждать... возвращения своей блудной жены из очередного процесса.
Лизе припомнился вдруг пустой зал заседаний, без единого человека внутри, столы обвинения и защиты, высокое судейское кресло с триколором на стене. Она представила, каким объемным выглядит том уголовного дела перед тем, как прочтешь в нем хотя бы страницу. Видения замелькали перед ней, как слайды. Поворот лестницы в областном суде. Стойка в канцелярии с кнопкой для вызова секретаря. Узкий проход в конвойное помещение. Потом пришли ощущения. Ее волнение перед каждым выступлением, давящая усталость после рабочего дня и тягостное ожидание накануне вынесения приговора.
– Ну, так быть или не быть адвокатом? – спросил ее президент палаты, не подозревая, какую титаническую работу проделала эта молодая женщина за короткий промежуток времени. Она взвесила на весах две половинки своей жизни.
– Знаете, я выбираю работу, – сказала она.
– Мудрое решение, – похвалил ее старший коллега. – Пусть прошлое останется в прошлом.
«Да, но у меня всегда есть шанс измениться», – подумала Лиза и дала себе слово сегодня же купить рассаду цветов на балкон...
Глава 21
Господин Лыков выглядел усталым, когда в один из погожих июльских дней пришел в офис своего адвоката. Он был одет, как всегда, очень опрятно и стильно, в брюки песочного цвета и бежевый пуловер из хлопковой ткани. На ногах его была мягкая кожаная обувь, а при себе дорогие аксессуары в виде солнечных очков и часов, о стоимости которых в приличном обществе распространяться не принято. Но что-то в выражении его лица неуловимо изменилось. Невидимый художник хорошо поработал ластиком и стер прочь снисходительную ухмылку с тонких, брезгливо изогнутых губ, сделал мягче линию рта и немного затуманил взор. Состояние внутреннего комфорта и сытого самодовольства, которое всегда являлось его визитной карточкой, вдруг странным образом исчезло. Он рассеянно поздоровался со всеми присутствующими, включая двух адвокатов и собственную жену.
– Прошу прощения за опоздание, – произнес он, усаживаясь в свободное кресло. – Дела, знаете ли...
Нина сочувственно кивнула. Теперь, когда она тянула на себе груз проблем, связанных с рестораном, она стала больше понимать собственного мужа. Ее дела собирались в кучу, как снежный ком, и она чувствовала, что не в состоянии контролировать все одновременно – свой бизнес и свою жизнь. Тем более что на дворе стоял июль, месяц, который она традиционно проводила на отдыхе с детьми и подругами. Теперь вместо восхитительного аромата моря в ансамбле с пьянящими нотками цветущих магнолий она день за днем вдыхала запахи краски и сырости. Только упрямство не позволяло ей явиться к мужу с повинной и слезной просьбой забрать «Подворье» назад. Теперь условия сделки, предложенные ей Лыковым, изначально казались просто райскими.
– Я подготовила два проекта соглашений, которые и предлагаю сейчас вашему вниманию, – проговорила Дубровская, раздавая всем участникам встречи заранее распечатанные копии документов. – Папка со значком «А» содержит не только соглашение об определении места жительства детей, но еще и договор о режиме общения с родителями. Конечно, я учла пожелание моего клиента взять на себя воспитание малолетнего сына, но и не могла не принять во внимание положения Семейного кодекса, признающего равные родительские права обоих супругов. Нина Андреевна сможет забирать к себе сына на выходные плюс еще один дополнительный день в неделю по ее выбору. Разумеется, она сможет проводить с сыном отпуск. По согласованию с бывшим мужем, вне зависимости от дня недели, ей будет позволено отмечать с ребенком праздники и памятные даты: дни рождения, Новый год, Рождество...
Лиза украдкой взглянула на своего клиента, удивленная уже тем, что он позволил ей столь длинный монолог и даже ни разу не прервал ее. Но Лыков пребывал в состоянии отрешенности и только по внезапно возникшей паузе понял, что все ждут от него какой-то реакции.
– А? М-да... продолжайте. У вас там, кажется, было еще что-то под значком «Б», – сказал он, словно соглашаясь со всем, что было уже оглашено.
– Позволь, Семен, может, ты изменил свое решение насчет Василька? – вмешалась Нина и, обернувшись к адвокату, пояснила: – Мальчик сейчас живет у меня и чувствует себя превосходно.
Семен Петрович поморщился. Он все еще помнил ту безобразную сцену, которая разыгралась в его новой квартире в тот самый день, когда Лика, ослушавшись его, отвела мальчика к матери...
...Он никогда еще не вел себя столь грубо по отношению к своей красавице, как в тот вечер, явившись с работы с головной болью и твердым осознанием того, что все его используют. Он вспылил и наговорил молодой женщине много колкостей, о которых вскоре пожалел. Ну, в самом деле, откуда мог взяться у нее материнский инстинкт? Василек ей не сын, да и сама она только что вышла из возраста, в котором играют в куклы. Откуда ей знать, что делать с трехлетним ребенком, чем кормить его и где гулять? Чертова нянька сбежала, оставив двух детей на произвол судьбы, и ему следовало быть с девочкой помягче, если он рассчитывает получить от нее наследников. В противном случае он только укрепит ее в мысли, что все дети – обуза и вешать эту ношу на шею нужно как можно позднее.
Лыков попытался утешить девушку испытанным способом, но потерпел неудачу. Сказывался напряженный рабочий день и усталость. Мысли о том, что всему виной мог быть его возраст, он гнал от себя с ужасом суеверного человека, встретившего на своем пути черную кошку. Когда ситуация повторилась и на следующую ночь, он всерьез обеспокоился. Тут уж речь не шла об отбирании Василька у матери. Семен
