Попытался вынырнуть, но неудачно: кровь заполняло уже всю трубу сверху донизу. И чем дальше он плыл, тем сильнее сужались стеклянные стены, сильнее давил на уши нескончаемый рокот.
Этот сводящий с ума гул нарастал, нарастал — и вдруг лопнул искрящейся радугой. Потеряв ощущение пространства и времени, Румбо повис в мерцающем коконе разноцветных лучей.
Вдруг… отчётливо ощутилось чужое присутствие.
Они были здесь, его мучители.
Они обсуждали его незавидную участь.
— Старая я блядь, — сетовала Бабадятел, нахохлившись, — такого мужичонку отхватила, а он, падла, взял, да съебался. В нехорошие игры играет со мною разум. В мертвеющих объятиях ласковой осени повторяем мы колебания предков, затухающие колебания предков.
— Я люблю блядей, а тебя — просто обожаю, — рассыпчато блеял Кроепед, — обожааааю.
— Он растерян, потому что действительность повернулась к нему жопой, — важно изрёк Гаврила.
— Он возомнил себя великим гонщиком, а сам — бах! — и кувырнулся на первом же повороте, — отозвался Начальник Цеха.
— Тлосма! — сплюнул чёрный истукан.
— Так будет со всеми любителями преступать границы, — клокотал сокол Гриша.
— Хуярь, хуярь, преступничек растленный, — подхихикнул Сторож.
— Он дрочил, нюхая её домашние тапочки, — вскрывала карты половина женщины, а гиенокрыс плотоядно попискивал.
— Эй, послушайте! — Румбо изрёк это не ртом, но мозгом, — послушайте же! Скажите: где я?!..
— Послушайте его… а чего тебя слушать, калоеда? — фыркнул Дебрий, — тебе бы рот навсегда заткнуть, чтобы не развращал молодёжь… Ишь, прыткой какой выискался, из говна, да в лопаты. А горе в жизни своей ты познать не желаешь? Червей суетливых в гниющем прахе своём поспешишь поприветствовать?
— Каких червей? Ну чего ты гонишь… — Румбо трясло, как от холода, — помощи прошу вашей, уёбища!
— Он просит помощи! А чем мы можем помочь тебе? — клюнула его в ключицу Бабадятел.
— Раздвинь ягодицы, матрос! — пугал прикосновениями Кроепед.
— Спасенье утопающих — дело рук самих утопающих! — назидательно глумился сокол Гриша.
— Понюхай-ка мои ноги, засранец, — водила босой ступнёй по лицу половина женщины.
— Мы ничем не можем помочь тебе, Румбо! — выдавил невидимый прыщ НЦ, — ведь ты — хозяин своей судьбы, а мы — лишь статисты без имени. Ты впрыснул себе самого себя внутривенно, понимаешь ли?
— Как это?? — давился сомнением Румбо.
— Так это. Ты плыл по собственным венам, а сейчас — достигаешь мозга, — безразлично прокомментировал Гаврила, — и только что тебя самим собою вставило. Ты сам свой наркотик: берёшь часть себя — и возвращаешь приходом неистовым. Мазохист-естествоиспытатель. Батарейка мохнатая. Пизда с бородой.
— Попробуй воспротивиться себе, говноед! — ущипнул клювом за ухо сокол Гриша.
— Полижи засранку, прошу тебя! — виляла лобком половина женщины.
— Кут-кут-кут-куда это мы собрались в такую рань? — травил Кроепед.
— Фетишист! Бурундук! Педрило! — возмущалась Бабадятел.
— Стоп! Стоп! Стоп! ААААА!! — Румбо ударил себя по ушам.
Тишина.
Это невидимая комната смеха.
Комната смеха, в которой выключили свет.
В абсолютной тьме не видно кривых зеркал, но всё равно — они незримо присутствуют.
Бам!
…
Ах, что я…
…
Поднял голову, морщась от боли.
Освещение сзади. Он на асфальте.
Больно в ноге, и бок, бок помяли. Плечом еле двинешь.
Что произошло?..
Румбо сел на бетонные ступени крыльца, на котором очнулся. Потёр глаза. Ощупал гениталии.
Что произошло?..
…
Опять жжёт…
Нет, только не снова, не надо!
Только начал привыкать к новому телу…
А это что? У него еще не кончились патроны?!
Брызнуло крошкой стекло. Вжался в кресло, провернул, едва не сломав, ключ в зажигании. Нажал рукой педаль, сдвинул рукоять на drive. Нажал педаль, удерживая руль. Удар, еще удар, и скрежет: наехал на что-то! Плевать, лишь бы вырваться.
Двигатель взвыл надрывно. Всполохи пламени пузырили эмаль на капоте. Автомобиль соскочил на бордюр и застрял, взрыв колёсами грунт.
Вывалился наружу. К чёрту одежду: топор, главное, взял. Покатился по масляной грязи бурьяна.
Выскочил на проезжую часть.
Ослепили фары. Никто не сигналил.
Удар.
Лезвие высекло из асфальта искры.
Идиот, зачем не повернул ручку?!
Успел подумать.
Селодмать.
…
Так вот оно что.
Сбило машиной, похоже.
Но, вроде, кости все целы? Может, ребро, правда…
Сбили машиной, но как он оказался здесь?!
Встал, и прочитал на табличке у дверей: 67-я городская больница, приёмный покой.
Вот оно что.
Похоже, те кто его сбил, подвезли всё же до больницы — и выбросили.
Надо же, жалостливые какие.
Он встал и долго стоял, опершись лбом о стену.
Неясное, но очень пугающее чувство узнавания волной колыхнулось в мозгу.
…Где я?.. Кто я?..
Обрывок воспоминания, случайно блеснувший в грохочущих валах забвения.
Трудовое deja vu в пустом помещении без света.
Эй!..
Он узнавал эту больницу.
Из морга этой больницы забирали они гроб с Маугли.
Здесь он впервые увидел медсестру 3ою.
Совпадение?..
Но откуда это отчётливая уверенность, что точно знаешь теперь судьбу свою наперёд, но только не можешь вспомнить?
Это прошлое с обратным знаком: память о будущем.
Она заложена в генах, возрождающихся в который раз сквозь миллиарды световых лет.
