— Я так хочу! Посмеете ли вы мне отказать?
— Я обещал ее вернуть.
— Глупости! Пустяки — такое обещание! Обещание, данное фальшивой женщине, ни к чему не обязывает. Притом будьте осторожней: может быть, вы носите наговоренную вещь, какой-нибудь опасный талисман. Тюржи, говорят, большая колдунья.
— Я не верю в колдовство.
— И в колдунов тоже?
— Верю немного в колдуний (он сделал ударение на последнем слове).
— Послушайте, дайте мне ладанку — и я, может быть, сниму маску.
— Ну, право же, это голос госпожи де Тюржи!
— В последний раз: дадите вы мне ладанку?
— Я вам ее верну, если вы снимете маску.
— Ах, вы меня выводите из терпения с вашей Тюржи! Любите ее на здоровье, мне что за дело!
Она повернулась в кресле, будто надулась. Атлас, покрывавший ее грудь, быстро подымался и опускался.
Несколько минут она хранила молчание, потом, быстро повернувшись, произнесла насмешливо:
— Vala me Dios V. М. no es caballero, es un monje[30].
Ударом кулака она опрокинула две зажженные свечи на столе, половину бутылок и блюд. Свет сейчас же погас. В ту же минуту она сорвала с себя маску. В полной темноте Мержи почувствовал, как чьи-то горячие губы ищут его губ и две руки крепко сжимают его в объятиях.
XV. Темнота
Ночью все кошки серы.
На соседней церкви пробило четыре часа.
— Господи, четыре часа! Я едва поспею вернуться домой до рассвета!
— Как, злая! Оставить меня так скоро?
— Нужно! Но мы скоро опять увидимся!
— Увидимся! Но дело в том, дорогая графиня, что я вас совсем не видел.
— Какой вы ребенок! Бросьте вашу графиню! Я донья Мария, и когда рассветет, вы увидите, что я не та, за кого вы меня принимаете.
— С какой стороны дверь? Я сейчас кликну кого-нибудь.
— Не надо. Помогите мне встать с кровати, Бернардо; я знаю комнату и сумею отыскать огниво.
— Осторожней, не наступите на битое стекло; вы вчера много его набили.
— Пустите меня: я сама все сделаю.
— Нашли?
— Ах да, это мой корсет. Пресвятая Богородица! Что мне делать? Я все шнурки перерезала вашим кинжалом!
— Нужно спросить другие у старухи.
— Не шевелитесь, я сама сделаю. Adios, querido Bernardo!{65}
Двери открылись и сейчас же опять захлопнулись. Громкий смех раздался из-за двери, Мержи понял, что добыча его ускользнула. Он сделал попытку догнать ее, но в темноте натыкался на мебель, запутывался в платьях и занавесках и все не мог найти дверей. Вдруг двери открылись, и кто-то вошел с потайным фонарем. Мержи сейчас же схватил в охапку женщину, несшую фонарь.
— Ага, попались! Теперь уж я вас не выпущу! — кричал он, нежно ее целуя.
— Оставьте же меня в покое, господин де Мержи! — произнес грубый голос. — Можно ли так тискать людей?!
Он узнал старуху.
— Чтоб черт вас побрал! — воскликнул он.
Он молча оделся, забрал свое оружие с плащом и вышел из дома в таком состоянии, будто человек, пивший превосходную малагу и хвативший, по недосмотру слуги, стакан из бутылки противоцинготной настойки, долгие годы остававшейся забытой в погребе.
Мержи был очень сдержан, передавая брату свое приключение; он рассказал об испанской даме редкой красоты, насколько он мог судить без освещения, но ни слова не проронил о появившихся у него подозрениях относительно того, кто была эта дама, скрывшая свое имя.
XVI. Признание
Амфитрион. Прошу вас, прекратим, пожалуйста, Алкмена,
Серьезно будем говорить.
Два дня прошло без вестей от мнимой испанки. На третий братья узнали, что госпожа де Тюржи накануне приехала в Париж и в течение дня, наверное, явится к королеве-матери засвидетельствовать свое почтение. Они сейчас же отправились в Лувр и нашли ее в галерее, окруженной дамами, с которыми она болтала. Увидя Мержи, она не выказала ни малейшего волнения. Даже самый легкий румянец не показался на ее щеках, бледных, как всегда. Как только она его заметила, она кивнула ему головой, как старому знакомому, и после первых приветствий наклонилась к нему и на ухо сказала:
— Надеюсь, теперь ваше гугенотское упрямство несколько поколеблено? Для вашего обращения потребовались чудеса.
— Каким образом?
— Как! Разве вы не испытали
Мержи недоверчиво улыбнулся:
— Воспоминание о прекрасной ручке, давшей мне эту маленькую ладанку, и любовь, которую она мне внушила, удвоили мои силы и ловкость.
Она, смеясь, погрозила ему пальцем:
— Вы становитесь дерзким, господин корнет! Знаете ли вы, с кем вы разговариваете таким тоном?
При таких словах она сняла перчатку, чтобы поправить волосы, и Мержи пристально смотрел на ее руку; с руки взгляд перешел на оживленные, почти злые глаза прекрасной графини. Удивленный вид молодого человека заставил ее расхохотаться.
— Чему вы смеетесь?
— А вы что на меня смотрите с таким изумленным видом?
— Простите меня, но последние дни со мной случаются вещи, которым можно только удивляться.
— Право? Это должно быть любопытно! Так расскажите же нам поскорее что-нибудь из этих изумительных вещей, которые случаются с вами каждую минуту.
— Я не могу вам рассказать о них сейчас и в этом месте. К тому же я запомнил один испанский девиз, которому меня научили три дня назад.
— Какой девиз?
— Одно слово:
