– Нормально, – прислушалась к себе Юлька. Поняла, что все–таки хреново. Олег тоже понял.
– Все будет хорошо, – пообещал он неуверенно.
– Ага… – не поверила Юлька – После дождичка в четверг…
– Может и в четверг…
Посмотрели на отрывной календарь. «Восемнадцатое января, вторник».
– Такими темпами уже ничего никогда не будет, – жалобно произнесла Юлька. Она пыталась замаскировать тон усмешкой, но вышло как–то кисло.
Олег отпил, поставил бутылку и взял гитару.
– Сыграй вашу… – попросила Юлька.
Олег кивнул улыбнувшись и стал наигрывать мелодию, запел, но не с надрывом, как на концерте, а тихо:
– Ты ждала меня долго, устала, сгорела,
Я ловил, оставлял для себя минуты,
Ты забила, ты просто ушла на время,
Но теперь ты не хочешь назад почему–то… – он посмотрел Юльке прямо в глаза и сказал:
– Ты трахалась где–то, готов простить,
Целовала не тех, не меня, и что,
Что ты думала, лежа на чьей–то груди…
Ты ругала меня, я не даю тебе жить, я все порчу…
Юлька вздрогнула. Олег как очнулся:
– Извини…
Юлька молчала. Олег закурил. Смотрел в черное окно, карнизы еще не остыли. С земли поднимался пар и пахло сочной зеленью. Скошенной травой. Доносилось мерное «гав–гав–гав», как часы. Сизый дым растворялся в воздухе, Олег дул в сторону, щурился. Юлька смотрела на его золотистые кудри. При свете лампочки, висящей без абажура под потолком, они казались пепельными.
На кухню ввалились Машка Никонова и Костя Патрушев. Костя уже шатался, Машка была трезвая почему–то. Непонятно. Все же нахерачились…
– Как твой Стеклов поживает? – спросила Юлька.
Машка посмотрела на нее, потом сложила из пальцев «фак», показала в ответ. Юлька не обиделась. Машка налила из графина воды в стакан и ушла, захватив с собой Костю.
Помолчали. Олег потушил сигарету о бутылку, стрельнул бычком в форточку. Взял гитару. Стал играть.
– «Song For Lovers», – определила Юлька – Научился?
– Ага, – улыбнулся Олег – И текст достал в нете… Ерундой занимаюсь…
– Почему ерундой?
– Надо самому чего–нибудь писать, а не так…
– Ты же пишешь.
Олег пожал плечами. Улыбнулся. Повторил отрешенно по слогам:
– Я занимаюсь ерундой…
– Почему?
Олег посмотрел на Юльку и отложил гитару. В кухню зашла Света Рябова. Демонстративно села на подоконнике. Зажгла сигарету, мяла в пальцах. Юлька почувствовала себя неловко. Скованно. Олег стал пить пиво.
В комнате гремели «бэкстриты»: «Tell me why I can’t be there were you are?…». Басист Серый орал, пытаясь их перекричать:
– Я не в силах что–то сделать, что–нибудь изменить, мне ничего не остается – я буду жить!
– Ты задолбал со своим Дельфином! – прокричала Галя Романова, отрываясь от пьяных губ Лехи Петрова.
– Сама заткнись! – весело парировал Серый и продолжал еще громче:
– Кто бы что ни говорил – я буду жить!
– Чтоб ты сдох! – пожелала Галя.
Сашка Бердышев засмеялся. Тоже стал прыгать и вместе с Серым орать:
– Вечеринка–а у детского дома, ширяются все телки и все парни района–а!
– Организуем группу, – предложил Серый.
На диване спала Маринка Травкина и никак не реагировала на музыку и постороннии шумы. Она напилась под завязку. Рядом валялся Антон, смотрел бессмысленно в потолок.
На балконе трахались Костя Патрушев и Людка Колосова. Непонятно, зачем. Но тоже никакие.
В дверь позвонили. Юлька пошла открывать, Светка проводила ее ухмылкой. Посмотрела на Олега. Тот ухмылку отразил, верно растолковал взгляд и тихонько сказал:
– Свет… Не трать время зря…
– Зря?… – растерялась Светка.
Олег закусил губу и кивнул. Потом зачем–то добавил:
– Все будет клево… I sing the song for lovers…
– Чего?
Наська Кулакова прошла в комнату, огляделась. Все плавали в сигаретном дыму, танцевали. Валялись по углам. Она прошла на кухню, увидела там Олега и Светку Рябову. Олег улыбнулся. Светка сидела, прижавшись лбом к стеклу. Не хотела, чтобы видели, как она плачет. Да и было бы из–за чего…
Наська вышла в коридор, села на трюмо, обхватив голову руками. Услышала – кто–то подошел и встал рядом. Подняла глаза с мокрыми ресницами.
– Я знал, что ты придешь… – сказал Антон.
– Почему?
Он посмотрел в ее покрасневшие глаза.
– Потому что ты меня любишь, – и добавил, кусая побелевшие губы – «Кто бы что ни говорил…»
Вася
Зелёные мужики появились в городе недавно. Они жили обычно на помойках и выковыривали из консервных банок еду. Или картофельные очистки. Зелёные мужики очень любили картофельные очистки. Особенно, если они перемешаны с яичной скорлупой – так в организм зелёных мужиков поступал кальций. Мел они не любили грызть. Почему–то. Днём они сидели за контейнерами и дрались из–за каждой консервной банки или пустой бутылки. Зелёные мужики были значительно крупнее бомжей и часто отбирали у бомжей бутылки. Они отзывали бомжа за контейнеры, а там били. Били ногами, руками и бутылками. По голове, в основном. Бомжи стонали и кричали, цеплялись за мужиков длинными грязными ногтями. До крови, бывало, раздирали им ноги. Но ни одному бомжу не удалось спастись ещё от зелёных мужиков. Мужики зверели, мычали и рвали бомжей на куски, вырывали им глаза и ели их. А потом зализывали раны на ногах. Языки у зелёных мужиков были длинные, толстые, фиолетового цвета. С них вечно капала слюна. Поэтому за контейнерами можно было увидеть лужи. Это слюна зелёных мужиков текла и скапливалась.
Зелёные мужики не умели разговаривать. Они могли только рычать, мычать и фыркать, как лошади. Они часто фыркали и поэтому контейнеры были склизские – на них налипали сопли.
Ночью зелёные мужики осторожно выходили из–за контейнеров, озирались по сторонам. Быстро бежали и прятались в подъездах. Грелись там. Часто в темноте у батареи можно было увидеть скопище красных огней – это злобно горели глаза зелёных мужиков.
Согревшись, зелёные мужики разбегались в стороны, как муравьи – лезли на стены, в форточки, на балконы. Вырезали острыми ногтями стёкла лоджий. Ели в сумерках варенье, солёные помидоры и огурцы, цветы в горшках.
Весной зелёные мужики бесились. Они грызли ржавчину с контейнеров, рычали и скулили. Им было
