Происходит комбинация их обоих. Мне нравится теория Эдварда Сайда об ориентализме, но так как Турция никогда не была колонией, нам не свойственны излишняя сентиментальность и тяга к идеализированию. Мы не испытывали такого унижения, какое выпало на долю арабов и индийцев. Стамбул был оккупирован в течение двух лет, а потом вражеский флот ушел, и эта оккупация не сильно отразилась на чувстве национального самоуважения. Гораздо больший след оставила в наших душах утрата былого величия Османской империи. И я не испытываю комплекса неполноценности по поводу того, что Запад смотрит на нас с пренебрежением. Другое дело, что после установления Республики мы слишком уж загорелись идеей европеизации, но не сильно преуспели в этом, что, безусловно, породило в нас ощущение культурной неполноценности, о чем мы должны всегда помнить и которое я подчас испытываю.
С другой стороны, Запад никогда нас не угнетал, мы сами уничтожали собственную культуру, историю. Как ни странно, процесс самоевропеизации привел к изоляции Турции от западного мира, избранного образцом для подражания. В 1950-1960-х годах приезд иностранца, остановившегося в отеле «Хилтон», становился главной новостью всех турецких газет.
Корреспондент: Верите ли вы, что существует или должна существовать некая национальная идея? Мы уже слышали о западной идее, а как насчет идеи другого толка?
Памук: Да, существует и другая идея. Ее нужно всесторонне исследовать, развивать, разделять, подвергать критике и становиться ее адептом. Сейчас так называемая восточная национальная идея пребывает в плачевном состоянии. Необходимо серьезно изучить древние классические персидские, китайские, индийские и японские тексты, они — источник этой идеи. Сегодня информационно-коммуникативный центр находится на Западе, именно он является сосредоточением мировой научной мысли.
Корреспондент: Романистика принадлежит западной литературной традиции. В литературе Востока существует нечто подобное?
Памук: Современный роман, лишенный эпической формы, по существу, нельзя считать артефактом восточной литературы. Ведь писатель — это человек, который не принадлежит к некоему сообществу, не разделяет его основных устремлений; его мировоззрение, сознание определяется иными ценностями. Он существует вне этого сообщества, отсюда и многообразие, многоплановость его произведений. Я много размышлял над этим, когда писал «Снег».
Корреспондент: «Снег» — наиболее политизированное ваше произведение. Когда появилась мысль написать этот роман?
Памук: В середине 1990-х годов, когда я уже стал известен в Турции, война с курдскими племенами была в разгаре, и наши либерально настроенные писатели просили меня помочь им — подписывать петиции, выступать на собраниях, то есть участвовать в политических акциях и мероприятиях. А вскоре представители правящих кругов предприняли контратаку, обвиняя меня в чрезмерной активности и непонимании политической ситуации. Меня все это сильно раздражало, и какое- то время спустя я решил написать политический роман, в котором намеревался изложить некоторые свои соображения — да, я родом из старинной семьи среднего класса, и я чувствую ответственность за тех, кто, в отличие от меня, не имеет права голоса. Я верил в роман, в искусство романа. Странная вещь, но именно это помогло мне освободиться от общества. Я начал писать его, как только закончил «Меня зовут красный».
Корреспондент: А почему действие романа перенесено в маленький городок Каре?
Памук: Это один из самых холодных городов Турции. И один из самых бедных. В начале 1980-х годов одна из ведущих турецких газет посвятила целый разворот номера проблеме нищеты Карса. Кто-то подсчитал, что город целиком можно купить примерно за миллион долларов. Когда я решил отправиться туда, политическая ситуация в стране сложилась очень непростая. Окрестности городка в основном были заселены курдами, а в самом городе жили курды, выходцы из Азербайджана, турки, иногда встречались русские и немцы. Помимо проблем этнического характера, существовали и религиозные разногласия между шиитами и суннитами. Война, которую турецкое правительство вело против курдских племен, была такой ожесточенной, что ехать туда было просто опасно. Но я попросил знакомого редактора одной газеты дать мне пропуск, чтобы меня пропустили в зону военного конфликта. Кроме того, он предупредил мэра Карса и начальника полиции города о моем приезде.
Как только я прибыл туда, я сразу же нанес им визиты, надеясь заручиться их поддержкой, иначе меня могли просто арестовать на улице. Меня и арестовывали несколько раз, но имена руководителей городка производили магическое действие на полицейских. Но я все равно вызывал подозрение: хотя Турция теоретически считается свободной страной, примерно до 1999 года любой чужак считался подозрительной личностью. К счастью, сегодня дела обстоят несколько иначе.
В романе и места описываемых событий, и сами события основаны на реальных фактах, а прототипами героев стали реально жившие в Карсе люди. Я взял с собой фотоаппарат и камеру, стараясь снимать как можно больше, а по возвращении в Стамбул показывал отснятый материал друзьям и знакомым. Они явно считали, что я сошел с ума. И еще кое-что в романе, что называется, «списано с натуры»: постоянная слежка. Помните, редактор газеты рассказывает Ка о каждом его шаге, каждом разговоре предыдущего дня и объясняет, что слушал переговоры полицейских, ведущих слежку. За мной, кстати, тоже постоянно следили.
Местный журналист привел меня на телевидение и представил как известного писателя, который готовит материал о жизни в Карсе для одной из национальных газет, что было очень важно, поскольку приближались выборы в муниципалитет. И двери передо мной открылись: жители городка горели желаем поделиться со мной своими бедами и горестями, рассказать об ужасной, унизительной бедности, которая окружала их повсюду. Они не подозревали, что я собираю материал для будущего романа, они надеялись, что я напишу о них в газете. Должен признаться, что с моей стороны это было цинично и жестоко, хотя какое-то время я действительно хотел написать обо всем статью.
В течение четырех лет я ездил в Каре. В городе была маленькая кофейня, в которой я иногда писал или делал заметки. Так вот мой приятель-фотограф, которого я пригласил с собой в одну из поездок поснимать удивительные пейзажи зимнего Карса, пересказал мне как-то случайно подслушанный в кофейне разговор: жители городка недоумевали, что же за статью пишет этот человек — за три года можно написать целый роман. Думаю, они раскусили меня.
Корреспондент: И как роман приняли?
Памук: Все в Турции — и консерваторы, и национал-исламисты, и сторонники светской школы — были разочарованы. Конечно, не до такой степени, чтобы запретить книгу или подвергнуть меня гонениям. Одних возмущали мои рассуждения о том, что секуляризация в Турции — это отказ от принципов демократии. Власть турецких секуляристов напрямую зависит от армии, что подрывает основы демократии и принцип толерантности общества. Армия становится главным козырем в решении проблем: в стране нет стабильности, экономика в упадке? — давайте призовем армию, она быстро наведет порядок. Да, но какой ценой? Каждое подобное наведение порядка заканчивалось арестами, пытками и переполненными тюрьмами, оно неизбежно ведет к новым военным переворотам, которые происходят каждые десять лет. Я категорически не приемлю этот метод решения проблем в стране.
Исламисты негодовали, потому что в романе речь шла о женщине, которая наслаждалась любовными, сексуальными отношениями до замужества. Думаю, есть в этом негодовании какая-то надуманность: исламисты всегда относились ко мне с подозрением, поскольку я не принадлежу к их культуре, я по-другому говорю и думаю, у меня другая модель поведения. Поэтому они постоянно недоумевают, как я вообще позволяю себе писать о них: он нас не понимает! — что тоже нашло отражение в романе.
Но не будем драматизировать ситуацию. Я жив. Они прочитали книгу. Возможно, испытывают раздражение и негодование, но они приняли роман и восприняли меня таким, а это хороший признак. Жители Карса тоже очень по-разному отнеслись к роману. Кое-кто счел его летописью их жизни, кое-кто, в основном турецкие националисты, не мог смириться с моим рассуждениями об армянах: журналист, который привел меня на телестудию, положил книгу в черный пакет — весьма символично! — а затем прислал ее мне, заявив на какой-то пресс-конференции, что я занимался проармянской пропагандой, что, естественно, является полным абсурдом. Вот такие у нас патриархально-националистические взгляды на мир.
