— Стас, ну Стас! Просыпайся, тебе же так неудобно!
Голос тихий, утренний, заботливый.
Чашка горячего кофе, какие-то тоненькие бутербродики, детский омлет с зелеными огуречными глазами и помидором-улыбкой.
Рука затекла, видно, так и проспал, придерживая Светину голову вместе с подушкой.
Ноги тоже… Не очень. Свисали всю ночь, что ли?
Света улыбалась, смотря в сторону. Я попытался перехватить ее взгляд — получилось.
— Как можно с утра возиться с едой, — невпопад буркнул я. Но она поняла мое замешательство правильно.
— Я решила, что ты любишь омлет и ветчину с сыром. А картинка, — она кивнула на уже одноглазое блюдо, кружочек огурца я первым делом выковырял, — чтобы ты развеселился. С вечера совсем несчастный был.
Я хотел спросить, как ей новости, но не смог.
Не сейчас.
Не на этом диване, не с этой чашкой вкусного кофе в руках.
Меня кормили завтраком. В постели. По-мещански. Примитивно. Как в фильме про большую любовь и красивую жизнь. И мне это понравилось.
Было бы неблагодарно взять и загрузить ее моими вчерашними открытиями.
— Вкуснотища, спасибо.
Она снова улыбнулась, забрала поднос и пошла на кухню. Надо было вставать, умываться и так далее, а потом…
Продолжить то, о чем начал? Неудобно.
Схватить Светку в охапку и завалить обратно на диван? Не то. Не сейчас, не утром, не так. Пригласить ее куда-нибудь?
Предложить помощь по дому? Гвоздь там или краны…
— Стасик, пойдем, погуляем? В лес.
Я очнулся от грез.
— Угу. Пошли. Там и поговорим.
Мы оделись, вышли из квартиры, спустились по лестнице. Все это молча. Улица пахнула ветром, прохладным, пыльно-влажным.
— Будет дождь, Свет.
— Ничего, в лесу не намокнем, пошли?
Я пожал плечами. Ладно, она в ветровке… Взял ее за руку.
Обогнув дом, перешли через дорогу, спустились к озеру. Лодки невозмутимо дожидались отдыхающих. Так же, как пять дней назад. Но сколько всего произошло…
Мы прошли мимо станции дальше, к мостику. У нас в городе не хватает больших мостов, поэтому так затруднено движение, но маленькие деревянные, слава богу, в избытке. На том берегу начинался лес.
Я давно не ходил этим путем. Наш город хорош тем, что еще живы вот такие малохоженые места. Просто потому, что они в стороне от дорог, от домов, от заводов. Там водятся белки, там много птиц, там тихо. И — воздух. Как будто за городом. А ведь пройдешь лесной массив — снова окажешься в нашем городе. В другой его части.
Птицы тревожно чирикали перед дождем. Хотя, я не прав: чирикают только воробьи. А эти, серые с красными крылышками красавицы, поют. Тропинку переплетали корни. Мы направились вглубь, ориентировочно — в сторону станции. Справа и наискосок за деревьями виднелись многоэтажки девятого района, слева едва угадывалось одно из зданий «Ангстрема». Вскоре его не стало видно: только сосны, ели, клены, липы, березы, дуб… Здесь много всяких деревьев.
— Свет, я к родителям ездил.
Главное начать, правда ведь?
— А! Ну что ж ты сразу…
— Я не собирался, так получилось. Свет, я узнал такое… Я знаю, кто Катькин отец, Свет.
Вот так. Сразу. Чтоб не передумать.
Как у меня рванулось сердце! Я думал, оно вылетит сейчас. Пришлось прислониться к дереву.
Светка замерла. И так на меня посмотрела… Как будто хотела впитать всего, до капли. А ведь сможет…
— Кто?!
«Катя — моя дочь».
«Света, это я».
«Этот ребенок наш с тобой».
Не знаю, как лучше сказать.
Какие же у нее все-таки глаза… Как море… Я бы мог утонуть в них…
— Ты?!
Что-то я радости не слышу. Больше похоже на ужас…
Я успел рассказать только про мой визит в Тверь, когда на тропинке со стороны «Ангстрема» появились они. И хотя лиц еще было не различить, я сразу понял: это те трое мужиков из парка. Схватил Светку за руку:
— Бежим. Это за нами. Как можешь быстрее.
И мы понеслись, аж в ушах засвистело, замелькали елки, березки, клены…
Она ничего не спросила, не удивилась. Доверилась мне. За эти дни я впервые научился жить, не понимая. Не находя объяснений происходящему. Действовал по наитию. До сих пор получалось.
Мужики припустили следом.
Закапал дождь.
Ни разу еще я не бегал с таким отчаянием. В другое время доводы разума убедили бы меня в полной бесполезности этого поступка. Догонят, и рыпаться не стоит. Но сейчас…
Я еще не все сказал! Я должен уйти! Увести Свету! Я должен… Должен…
Ноги. Легкие. Сердце. Светина рука в моей. Коряги. Скользкая тропинка. Птицы испуганно разлетаются. Шелест хвои. Звук шагов сзади все нарастает.
Свернули с дороги. Дождь усилился. Мокрые ветки хлещут по лицу. Куда бежим — не знаю. Вперед, между деревьями. Вдох — выдох, вдох — выдох, вдох, вдох… Выдыхать некогда.
Догонят.
А вдруг — не догонят?
А если догонят — убьют?
Не знаю, с чего я это взял. Жить хотелось — Как никогда.
— А ну стойте!
Я рванул еще быстрее, увлекая Светку за собой. Откуда у меня силы? А у нее? И на сколько нас еще хватит?
— Да стой ты, придурок, все равно не уйдешь!
Впереди деревья стояли плотнее, лес густел. Эх, спрятаться бы в этой чаще!
Чаща, в центре города, ага, как же!
Ну еще, еще немного!
Мне кажется или шаги сзади тише? Хорошо бы. Добежим до открытого места, там все-таки люди. Хотя в наше время рассчитывать на помощь людей не приходится. Даже средь бела дня. Даже если тебя убивают. Вернее, если убивают — особенно.
Но мне так хотелось к людям.
— Стас… не могу… больше…
— Еще немного… сейчас… сейчас… а-а-а!!!
Высокий песчаный берег внезапно ушел из-под ног, и мы рухнули с обрыва. Я выпустил Светину руку, кубарем покатившись по склону. Песок летел в глаза, набивался в нос. Ну все, это конец.
Я грохнулся вниз лицом, тут же вскочил, подал руку упавшей Свете, с досадой и страхом посмотрел
