лобстеров весил двадцать килограммов и был метр длиной. Но для такого даже у тебя не нашлось бы кастрюли. Давай посмотрим, что у тебя есть для этого красавчика.
– А я открою шампанское! – И Соня полезла в холодильник.
Я поставила кастрюлю на огонь, и, пока вода закипала, мы успели почти осушить бутылку сладкого шампанского. Соня сидела на столе, на ней было черное кимоно с вышитыми золотыми пчелками, она болтала ногами и цедила по капельке игристое вино. Она показалось мне очень красивой, гораздо красивее, чем всегда, и я позавидовала ее красоте без злости, как завидуют тому, что никогда не будет принадлежать тебе…
В закипевшую воду я добавила чесночной соли, горсточку горошка черного перца, несколько лавровых листочков, столовую ложку молотого красного перца, несколько веточек петрушки и укропа. Когда я опускала в воду лобстера, Соня с визгом скрылась за дверью кухни, но быстро вернулась.
– И что теперь?
– Теперь подождем минут десять. Знаешь, я никогда в жизни не ела лобстера.
– Зато ты умеешь его готовить. А я ела лобстеров раз двадцать, но не знала, с какого конца за него взяться. Знаешь, это очень вкусно. В одном ресторане нам подавали лобстера со спаржей в сливочно- апельсиновом соусе. Это необыкновенно вкусно.
– Ну, таких деликатесов я тебе не обещаю. Будем есть мясо, обмакивая его в соус. Идет?
– Еще бы!
Лобстера мне удалось разделать так быстро и ловко, словно я всю предыдущую жизнь прожила где- нибудь на острове принца Эдуарда, самолично ловила лобстеров в заливе Святого Лаврентия и разделывала их на глазах у восхищенных туристов. Ножки и клешни я аккуратно выкрутила, расколола черенком тяжелого серебряного ножа и вынула мясо. Потом почтительно перевернула «кардинала морей», сделала надрез через голову к глазам и разделила туловище пополам. Обнажились белые жабры, темный стебелек кишечника и зеленовато-бурая масса, лежащая в голове.
– Смотри, – сказала я Соне.
– Фу! Что это? Похоже на грязную пену в раковине.
– Это печень.
– В голове?
– Такова уж его анатомия. Я читала, что это настоящий деликатес. Мы пустим ее в соус. Как и икру.
Истолочь икру в тяжелой фарфоровой ступке я поручила Соне. Она взялась за дело с энтузиазмом – сильными руками художницы растирала икру, но все же смотрела, как я извлекаю печень, с некоторым ужасом.
Осталось немного – выжать сок из трех лимонов, растопить сливочное масло, смешать в блендере все ингредиенты – и можно было приступать.
– Сыр, икра, шоколад. Чтобы омар не заскучал в одиночестве, – потрошила холодильник Соня. – И главное – шампанское!
Мы накрыли стол в комнате, служащей Соне мастерской. Там было не так хирургически чисто, как в остальных комнатах, витал легкий запах скипидара, со стен смотрели странные картины… Устроились на огромном диване, опустили жалюзи, зажгли свечи. Стало очень уютно. Мы ели руками, обмакивая кусочки сочного белого мяса в нежный соус. Вкус был божественен. Я выпила много шампанского, но опьянение не пришло – на мою массу нужно слишком много алкоголя, чтобы я захмелела. Но у меня появилось ощущение, что я поднимаюсь, поднимаюсь к самому потолку, что я легкая, как воздушный шарик. Внезапно я поняла, что мы с Соней кормим друг друга лобстером из рук. От прикосновения ее теплых губ что-то сладко сжималось у меня внутри. Это было удивительно, но вдруг я почувствовала невероятное возбуждение. Я первая поцеловала Соню в обнаженную глубоким вырезом кимоно шею. Кожа у нее была бархатная, солоноватая на вкус. Мы были очень близко, но мне казалось – далеко. Мне хотелось прижаться к ней сильнее, как будто весь мир перестал существовать, как будто мы с ней лежим на последнем уцелевшем осколке, окруженные воющей пустотой, и надо обняться как можно крепче, чтобы не упасть, а если упасть, то вместе.
Я была юной темпераментной женщиной, которая в силу обстоятельств уже полгода обходилась без ласки… Немудрено, что меня не смутила эта ситуация. В ту секунду я не находила в ней ничего не нормального, я вообще не чувствовала ничего, кроме опьяняющего влечения, иначе бы я заметила, что моя подруга не так малоопытна в сапфической любви, как я.
Моя одежда исчезла, словно растворилась в воздухе. Через пару минут я уже обнаружила себя лежащей навзничь, с раскинутыми ногами, а Соня ласкала меня, причиняя невероятно сладкую муку своими жадными, жаркими пальцами. Ее поцелуи обжигали меня. Ее дыхание опьяняло.
– Что же это, что же это? – шептала я в забытьи. – Разве это можно? Что это?
– Можно, Душенька, можно, – шептала Соня, склонившись надо мной. – И это любовь, можешь мне поверить. Видишь, какая она бывает разная… Тебе же хорошо со мною, правда? Я могу обнять тебя так… И прикоснуться так… Бедная моя девочка, я так давно хотела этого. Я влюбилась в тебя с первого взгляда, когда ты была такая смешная там, на кухне. Я сразу поняла, что ты моя судьба, ты моя любовь. А ты? Когда ты это поняла?
Я не знала, что мне ответить, но Соне и не требовался ответ.
– Какие только хитрости я не придумывала, чтобы удержать тебя рядом с собой. А ты все ускользала, как бабочка, оставляя на моих пальцах только радужную пыльцу с крыльев. Ты настоящая Психея, Душенька моя… Но теперь я тебя поймала, крепко держу. Не выпущу. Как я тебя хотела… Ты чувствовала это? Эту дурацкую вечеринку я придумала только для того, чтобы увидеть тебя снова. Ты ведь простишь мне этот обман? Тебе хорошо со мной?
Ее слова рождали во мне неясный протест, ее неутоленное желание давило на меня. Внезапно для себя самой я высвободилась, и теперь уже она лежала навзничь, беспомощная, тающая от моих прикосновений, извивающаяся в пароксизме страсти. Как сладко было осознавать, что она моя, моя, как странно было держать в руках тело, устроенное так же, как твое собственное… Лаская друг друга, мы получали удвоенное наслаждение. Наши поцелуи были жгучи, как укусы. Мед и яд был на ее языке, когда он вонзался в меня. Кажется, я кричала, а она отвечала мне тихими стонами, радостным воркованием голубицы.
А потом мы укрывали друг друга пледами, и желали спокойной ночи, и снова и снова истязали друг друга поцелуями – один раз поцеловавшись, мы уже не могли остановиться. Наши руки и ноги сплетались, губы горели…
Когда я проснулась, сквозь жалюзи просачивались солнечные лучи – был чудесный зимний день, морозный и яркий. Сони рядом не было, но у меня под головой лежала подушка, а я сама была укутана одеялом. До меня доносился запах кофе. Я приоткрыла глаза и вдруг увидела Камиля. Он стоял в дверях мастерской и беззастенчиво рассматривал меня. По счастью, я не настолько разомкнула ресницы, чтобы выглядеть проснувшейся, и сочла за благо и дальше прикидываться спящей. Но мне стало очень страшно и неловко, захотелось закутаться в одеяло с головой, хотя он немногое мог увидеть, я и так была надежно укрыта. Мне показалось, что Камиль сейчас кинется ко мне, вытащит меня из-под одеяла и вышвырнет из своего дома. Говоря по существу, его жена изменила ему со мной. Я наставила Камилю рога! Но разве он мог об этом знать? Одна подруга переночевала у другой, ничего криминального в этом нет, разве не так?
Он постоял немного, не больше десяти секунд, и исчез, а через мгновение на пороге появилась Соня. У нее в руках была чашка с кофе. Мне это показалось очень милым – мне никто еще никогда не приносил кофе в постель. Я стала мелкими глоточками пить кофе, радуясь отсрочке разговора. Но никакого разговора не произошло – Соня только мягко провела рукой по моим волосам и сказала негромко:
– Душечка, тебе во сколько? К девяти? Ты приводи себя в порядок, я тебя отвезу. Хочешь, заеду за тобой вечером? Сходим в кино.
– У меня сначала академия, потом на работу, – сказала я, улыбаясь в ответ на ее улыбку. – Сегодня не получится.
– Жаль. Но тогда, может быть, я тебя подкину до «Boule de Suif»? Чтобы тебе не толкаться в метро?
– Мне бы не хотелось так тебя затруднять…
– Решено, я заеду, – твердо сказала Соня. – А ночевать потом? Приедешь ко мне?
