лежит, уютно свернувшись клубком, с тобой в постели, не отстает от тебя весь день, может быть, лишь ненадолго отступая иногда, чтобы потом снова напомнить о себе: вот она я, я тут, помнишь меня? Да, старость. Закат жизни — как деликатно сказано! Боль в ноге — это не закат, это зарево новой жизни, больше похожей на то, о чем никто из нас пока ничего не знает. Мы все отводим глаза, а потом — бац! — и уже старые, и никак в толк не возьмем, как же это с нами случилось-то, и не есть ли это первый круг ада, не появятся ли сейчас бодрые черти с вилами и не начнут ли колоть нас, подталкивая к сковородкам.
Правда, параллельно идет жизнь — настоящая, хорошая жизнь, со всеми ее радостями. Сортовые тюльпаны проклюнулись, синицы прилетают на кормушку за окном, новая книга ждет вечером, Роуз позвонит, по телевизору показывают новую программу Дэвида Аттенборо о живой природе, соседка Дженнифер недавно родила. Дети всегда поднимают настроение. Роуз когда-то поднимала. Жаль, что больше детей не получилось, хотя и пробовали. Но, слава богу, у нее есть ребенок, и она родила его вовремя.
Шарлотта вспоминает собственную молодость несколько отстраненно. Да, эти более молодые ипостаси тоже она, но это другие воплощения, фантомы, занимающиеся давно забытыми делами. Она не тоскует по ним, боже упаси. Иногда, правда, завидует: подвижная, энергичная, довольно способная. Хороший учитель. А что же, сама себя не похвалишь… Да. Для средней школы — безусловно.
Можно пойти еще дальше, вернуться к совсем молодой Шарлотте. Посмотрите-ка на нее: гуляет с молодыми людьми, выходит замуж, катает коляску.
А вот что мы имеем сегодня: отделение Си. Бледная старая Шарлотта прилежно учится ходить. Отделение Си — это сломанные ноги, лодыжки, предплечья. Пожилые могут запнуться о ступеньку, споткнуться о край тротуара, беспечные молодые падают с велосипедов. Их всех собирают здесь и лечат. Широкий ассортимент неудачников. Морин, дама средних лет, попросила у соседки приставную лестницу, чтобы повесить новые занавески, последствия катастрофические. Юная Карен пыталась обойти на мотороллере поворачивающий автобус. Старая Пэт бросила вызов обледенелому асфальту и потерпела поражение. В отделении Си очень устаешь — беспокойно, шумно. Спать невозможно. С другой стороны, вся эта суета — некоторое развлечение. К тому же не так носишься со своей бедой, когда окружен другими несчастными. Терпишь, а заодно и наблюдаешь. Уже глаз не отвести от этого представления.
— Будто смотришь программу «Несчастный случай», только ты там, внутри, — говорит Роуз.
Они в комнате, куда притаскиваются на костылях, чтобы встречаться с родными. Они уже договорились о комнате для гостей, Шарлотта и Роуз. Все решено: Роуз проявила твердость, Шарлотта смирилась. Шарлотта выписывается на следующей неделе. Роуз ее заберет и устроит в комнате для гостей. Жилье готово, одежда и все необходимое привезены из квартиры Шарлотты.
— В этот самый день я должна была отправиться с Генри в Манчестер, — говорит Роуз. — Я сказала ему, что не могу поехать.
— Его светлость будет расстроен.
— Он действительно расстроился, — невозмутимо отвечает Роуз. — Ничего, он уже договорился со своей племянницей Мэрион. Она дизайнер по интерьерам. Это, в конце концов, ее долг.
— Она наследница? — спрашивает Шарлотта, предпочитающая называть вещи своими именами.
Роуз пожимает плечами:
— Понятия не имею. Кто-то должен же быть наследником.
— Симпатичная девушка?
— Далеко не девушка, мама. Она моего возраста.
Шарлотта вздыхает:
— Ну да, ну да. О наследниках, кстати. Когда я отдам концы, мне хотелось бы, чтобы ты дала кое-что соседской Дженнифер для ее ребеночка — пару сотен в копилку.
— Мама…
— Немного…
— Не говори так. Ты не…
— Может, не сегодня и не завтра. Но ты, пожалуйста, помни об этом. Так что эта Мэрион, на нее можно положиться? Довезет его в целости и сохранности туда и обратно?
— Она очень деловая. У нее свой бизнес. Обставляет дома богатых. У нее такой демонстрационный зал дома — не описать словами! Интерьеры Лэнсдейл-Гарденс ее просто шокируют, — улыбается Роуз.
Шарлотта никогда не была в Лэнсдейл-Гарденс.
— Я думала, у его светлости роскошный дом.
— Там есть несколько недурных вещей. Да и сам дом тоже неплох. Но изрядно обветшал.
Шарлотта ерзает на стуле, морщится. Бедро причиняет ей постоянные неудобства. Разговор об этой Мэрион — небольшое отвлечение.
— Неужели люди должны платить кому-то, чтобы им сказали, какого цвета занавески повесить? В данном случае я на стороне его светлости. Меня всегда устраивали те, которые можно купить в магазине или заказать. А она богата?
— Одета хорошо, — пожимает плечами Роуз, — а вообще-то, я не в курсе.
Мэрион делает деньги за письменным столом в своем офисе рядом с демонстрационным залом. Еще она ждет звонка от любовника и держит в голове, что через полчаса придет клиент. Мэрион умеет делать деньги. Она трудолюбива, рациональна, расчетлива. Нет, не очень богата. Пожалуй, ее можно назвать состоятельной. Ей хватает, но приходится следить за цифрами, чтобы не превысить кредит в банке. Как раз сейчас она просматривает счета поставщиков за последний месяц и надеется, что Джереми позвонит до того, как придется поставить телефон на автоответчик и заняться клиентом. На секунду мелькает мысль о Генри, об утомительной поездке в Манчестер на следующей неделе, именно тогда, когда ей так трудно выкроить время.
Вернувшись к мысли о деньгах, она прикидывает доходы Генри. Разумеется, он вполне обеспеченный человек. Этот дом. Его стиль жизни — клуб, дорогие рестораны, которые он время от времени посещает. Роуз — секретарь, Корри — убирает, ходит по магазинам, готовит. Генри… в порядке. У него нет родственников, кроме Мэрион. Кто-то же должен унаследовать его имущество, если только он не отписал все Оксфордскому комитету помощи голодающим или какому-нибудь кошачьему приюту.
Не то чтобы Мэрион рассчитывала на его деньги. Конечно нет. Она очень привязана к старику — в конце концов, он ее дядя, притом единственный. К тому же она его уважает. Он, бесспорно, значительный человек. Ну да, иногда она забывает о нем, как все забывают порой о престарелых родственниках. Ах, если бы он только позволил ей переделать этот дом в Лэнсдейл-Гарденс! Мэрион каждый раз коробит, когда она заходит к дяде: страшный, лоснящийся старый диван, кожаные кресла, тоскливые коричневые бархатные портьеры. А уж кухня… Но Генри сразу пресекает любые попытки. Мэрион не удалось навязать ему и диванной подушки.
— Я выше хорошего вкуса, дорогая, — усмехается он, и она действительно начинает сомневаться в том, что существует такое понятие, как «хороший вкус».
Мэрион, разумеется, тоже не нравится это выражение, избитое, не означающее ничего конкретного. Хороший интерьер — это всегда гармония, но обязательно и контрасты, и, безусловно, сюрпризы: неожиданный коврик, нетривиальный цвет, зеркало необычной формы… Нет смысла объяснять это Генри, которому ее бизнес кажется лишь забавным развлечением, способом убить время. Такого рода деятельность не входит в круг его интересов. Генри занят значительными людьми прошлого и настоящего, хорошим кларетом, академическими сплетнями. Он работает над мемуарами, ну и, может быть, его все еще занимает политика XVIII века, основная тема научных исследований. Вот это для Генри важно и существенно. Все остальное — лишь повод для ленивой, небрежной реплики, и ничего больше. Ища тему для разговора, Мэрион иногда упоминала о своих клиентах. Если они оказывались в каком-то смысле выдающимися людьми, то Генри проявлял заинтересованность, но даже сфера их деятельности не была ему знакома.
— Голдман Сакс? Слышал о нем. Какой, говоришь, у него доход? Потрясающе!
Актерами он тоже интересуется:
— Имя знакомое… Правда, сейчас редко бываю в театре. В свое время я был знаком с Аластэром Симом. Я тебе не рассказывал?
