Пятьдесят оттенков свободы

моим именем на выдохе.

Кристиан бережно поднимает меня и кладет на кровать. Я лежу в его объятиях, опустошенная и счастливая. Он нежно водит губами по моей шее.

– Теперь лучше? – шепчет он.

– М-м-м.

– Пойдем в постель или ты хочешь спать тут?

– М-м-м.

– Миссис Грей, поговорите со мной. – В его голосе проскальзывают веселые нотки.

– М-м-м.

– Это все, на что ты способна?

– М-м-м.

– Идем, я уложу тебя в постель. Не люблю здесь спать.

Я неохотно поворачиваюсь к нему лицом.

– Подожди, – шепчу я.

Он моргает, глядя на меня широко открытыми глазами, такой расслабленный и невинный и в то же время такой чертовски сексуальный и довольный собой.

– Ты как? – спрашиваю я.

Он самодовольно, как подросток, улыбается.

– Теперь хорошо.

– Ох, Кристиан. – Я качаю головой и нежно глажу любимое лицо. – Я говорила о твоем дурном сне.

Выражение его лица моментально леденеет, он закрывает глаза и сжимает кулаки, прячет лицо у меня на шее.

– Не надо, – шепчет он хрипло и сдавленно. Сердце мое снова переворачивается в груди, и я крепко обнимаю его, глажу по спине и волосам.

– Прости, – шепчу я, встревоженная его реакцией. Ну и как мне поспеть за этой стремительной сменой настроений? Что, черт побери, ему приснилось? Мне не хочется причинять ему еще больше боли, выспрашивая подробности. – Все хорошо, – мягко шепчу я, отчаянно желая вернуть того игривого мальчишку, каким он был минуту назад. – Все хорошо, – успокаивающе вторю я вновь и вновь.

– Идем в постель, – тихо говорит он спустя некоторое время и высвобождается из моих объятий, оставляя во мне чувство пустоты и сердечной боли. Я неуклюже поднимаюсь, обернувшись атласной простыней, и наклоняюсь за своей одеждой.

– Оставь, – говорит он и подхватывает меня на руки. – Не хочу, чтоб ты споткнулась о простыню и сломала шею.

Я обвиваю его руками, дивясь тому, как быстро к нему вернулось самообладание, и нежно целую в шею, пока он несет меня вниз, в постель.

Открываю глаза. Что-то не так. Кристиана рядом нет, хотя еще темно. Гляжу на электронный будильник: двадцать минут четвертого. Где же Кристиан? И тут я слышу звуки фортепиано.

Быстро выскользнув из постели, хватаю халат и бегу через холл к гостиной. Мелодия, которую он играет, такая печальная – жалобная песня, что он уже играл раньше. Я останавливаюсь в дверях и наблюдаю за ним в круге света. Берущая за душу, печальная музыка наполняет комнату. Он заканчивает и начинает сначала. Почему такая грустная мелодия? Обхватив себя руками, я зачарованно слушаю. Но сердце болит. Кристиан, почему так печально? Неужели из-за меня? Неужели это моя вина? Он заканчивает, но только чтобы начать в третий раз, – и я больше не выдерживаю. Не поднимает глаз, когда я приближаюсь к фортепиано, но подвигается, чтобы я могла сесть с ним рядом на стул. Снова звучит музыка, и я кладу голову ему на плечо. Он целует мои волосы, но не останавливается, пока не доигрывает пьесу до конца. Я поднимаю на него глаза, и он настороженно смотрит на меня.

– Я разбудил тебя?

– Только потому, что ушел. Что это было?

– Шопен. Одна из его прелюдий миминор. – Кристиан на мгновение замолкает. – Она называется «Удушье»…

Я беру его за руку.

– Ты сильно потрясен всем этим, да?

Он фыркает.

– В мою квартиру забирается псих, чтобы похитить мою жену. Жена поступает не так, как ей сказано. Она сводит меня с ума. Пользуется паролем. – Он на мгновение закрывает глаза, а когда снова открывает, они уже застывшие и холодные. – Да, я здорово потрясен.

Я сжимаю его руку.

– Прости.

Он приникает лбом к моему.

– Мне приснилось, что ты умерла, – шепчет он.

Что?

– Лежишь на полу, такая холодная, и не просыпаешься.

Опять Пятьдесят…

– Эй, это был всего лишь дурной сон. – Я сжимаю его голову ладонями. Глаза его горят, прожигая меня насквозь, а мука в них отрезвляет. – Я здесь и замерзла без тебя рядом. Вернись со мной в постель, пожалуйста.

Я беру его за руку и встаю, не зная, последует ли он за мной. Наконец он тоже поднимается. На нем пижамные штаны, низко сидящие на бедрах, и мне хочется пробежать пальцами вдоль пояса, но я сдерживаюсь и веду его назад в спальню.

Когда я снова просыпаюсь, Кристиан мирно спит рядом. Я расслабляюсь. Наслаждаюсь окутывающим меня теплом его тела, его близостью. Лежу очень тихо, боясь потревожить.

Уф, ну и вечерок выдался! Я чувствую себя так, словно меня переехал товарняк, в роли которого выступил мой муж. Трудно поверить, что этот мужчина, лежащий рядом со мной, выглядящий во сне безмятежным и юным, так страдал и терзался прошлой ночью… и заставлял страдать и терзаться меня. Смотрю в потолок, и мне приходит в голову, что я всегда думаю о Кристиане как о сильном и властном, а на самом деле он такой слабый и ранимый, мой потерянный мальчик. И ирония в том, что он смотрит на меня как на слабую, а я не считаю себя такой. В сравнении с ним я – сильная.

Но достаточно ли во мне силы для нас обоих? Достаточно ли я сильна, чтоб делать то, что он мне говорит, чтобы он перестал так сильно беспокоиться? Я вздыхаю. Он ведь не так уж многого просит. Перебираю в памяти наш ночной разговор. Решили ли мы что-нибудь, кроме того, что оба будем лучше стараться? Главное то, что я люблю его, и мне надо наметить курс для нас обоих. Такой, который позволит мне оставаться собой и по-прежнему быть для него чем-то большим. Я – его большее, а он – мое. Я твердо намерена сделать все от меня зависящее, чтобы в этот уикенд не дать ему повода для беспокойства.

Кристиан шевелится и, сонно глядя на меня, поднимает голову с моей груди.

– Доброе утро, мистер Грей. – Я улыбаюсь.

– Доброе утро, миссис Грей. Хорошо спала? – Он с наслаждением потягивается.

– После того как мой муж прекратил ужасный грохот на рояле, да.

Он улыбается своей застенчивой улыбкой, и я таю.

– Ужасный грохот? Надо будет послать письмо мисс Кэти – пусть знает.

– Мисс Кэти?

– Моя учительница музыки.

Я хихикаю.

– Какой чудесный звук, – говорит он. – Пусть сегодняшний наш день будет лучше?

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Что ты хочешь делать?

– После того как займусь любовью со своей женой и она приготовит мне завтрак, я бы хотел отвезти ее в Аспен.

Я разеваю рот.