биологию. Алексей Владимирович, это наши выпускники. Прошу любить и жаловать, — с этими словами она, решив, что представление закончено, выплыла из класса с той же невозмутимой грациозностью, что и вплыла в него.
Есть над чем посмеяться. После того, как у нас весь последний год биологию вела училка по физике, они нам в конце года присылают хлюпика: не знаю как у него с биологией, но выглядит он точно ботаником.
Эту мысль озвучивается немедля. Девчонки зашушукались, очкарик покраснел, стал нервно поправлять очки на носу, которые явно надел первый раз — для солидности. Ого, какой я наблюдательный! Озвучить и это наблюдение? Жалко несчастного, пущай живет, раз я сегодня добрый. Но тут не утерпела еще одна «детка», как нас именует директриса, а именно Колька:
— Народ, кончай гнобить не то биолога, не то ботаника. Помните, наверняка он будет новым хахалем нашей исторички, точнее, десятая по счету «настоящая любовь» ее, — кажется, что крыша школы не выдержит и рухнет на наши головы от всеобщего хохота, шума и гама…
Чем ближе расставанье со школой, тем веселее на уроках. Хотя жизнь продолжает подкидывать свои загадки. Вот, например, сегодня около нее, полукровки несчастной ошивается прилизанный, отутюженный воздыхатель, явно не из нашей школы. Прохожу мимо, будто и нет ее. Что интересно — и я вроде бы перестал для нее существование. Что и говорить, недолго она по мне страдала. А что с нее взять? Это я, дурак, что вовремя не понял с кем имею дело.
Интересная история приключилась сегодня по возвращению домой. В блоке пока жду лифт вдруг показалось, что кто-то плачет, и звук доносится из подвала. Подвал у нас что-то вроде черной дыры — кромешная темень, хоть глаз выколи. Пробираюсь по грязным ступенькам на звук, из темноты выглядывает существо с блестящими голубыми глазами. При ближайшем рассмотрении чудо оказывается котенком. На свету обнаруживается, что лапка у него безжизненно висит. Рука тянется погладить его по шерстке, как когда-то Врунгеля, он же Капитан — котище неизвестно каким образом появившегося у нас дома. В общем- то, ему было плевать, как его называют лишь бы кормили побольше. А однажды он ушел и не вернулся. И тут мы почувствовали, что не можем без Врунгеля. Мама даже всхлипывала по ночам целый месяц и, в конце концов, объявила, что больше у нас дома никаких животных не будет.
И чего это меня потянуло к этому найденышу? Признайся, Артем, честно себе: глазенки у него были как у той… Такие же голубые, блестящие… Прозрачные и бездонные, кажется, что утонешь… А вот это уже сантименты. Негоже так, Артем. Ты подобрал просто несчастного котенка, которому перебили лапу. Он, скорее всего, сдохнет здесь, если не забрать его домой, не подлечить, а подлечив, можно вновь вернуть его на улицу. Каждому — свое. Такова жизнь. Короче, разместив крошечное существо под куртку, чтобы не шокировать маму сходу, отправляюсь домой. Увы, привыкший к подвалу скиталец поднял такой шум при виде домашнего уюта, что хоть на лестницу выбрасывай его. Однако, жалкий вид котенка вызывает у нас с мамой приступ сострадания и мы ему даже шину совместными усилиями на лапу соорудили, чтобы у него все срослось. Правда, насчет того, что это кот я погорячился, потому как мама, осмотрев его со всех сторон, уверенно заявила, что теперь в нашем доме женский пол определенно получит преимущество. Неожиданную гостью мы назвали Касенькой, налили ей молочка в блюдечко, которое она тут же вылакала, и постелили ей тряпку на кухне. Впрочем, свое королевское ложе она покинула, как только выключили свет. Кася, прихрамывая, прямиком перебралась на мою кровать и улеглась у меня в ногах. Странная вещь — никому не нужный комочек, вроде бы, а столько хлопот — всю ночь не спал, боялся, как бы, ненароком не раздавить эту маленькую захватчицу.
На следующий день мы направляемся к Анатолию Борисовичу наводить шорох среди кавказцев. Те окончательно охамели и в открытую выживают русских. Возмущение бабулек, которые не могут сбыть на рынке свой скудный товар, едва сводя концы с концами, понять можно. Куски арматуры в руках моих ребят достаточно веский аргумент в разборке за права бабуль. Одно только жаль — приказано обойтись без крови. Придется как следует покрошить их мандарино-помидоро-огуречные ряды. Этого вполне достаточно, чтобы нагнать на них страха. Главное — они и пикнуть не успели. После того, как, мы вихрем пронеслись по лавкам и лоткам они не скоро появятся на рынке. Но вот задачка: страху-то мы научились на кавказцев нагонять. Но как их отучить торговать? На любом рынке они как рыба в воде. Вот что следовало бы обмозговать в «Красном кольце»…
Глава 9
МАЙ
Итак, мы становимся главной силой, сдерживающей волны азиатчины, волны нового нашествия на Русь. О нас пишут в газетах, болтают без умолку на телеканалах. Кое-кто возмущается, но общей злобы нет. Когда наши дружины проносятся по рынкам, я читаю понимание, одобрение в глазах несчастных русских крестьян. Не то в электричках и на улице. Здесь интеллигентки, заступаются за черномазых. Как же — права человека! А кто-нибудь подумал о правах русских?! Я вижу главную цель в этом — разбудить русского человека от вековой спячки. Затуманили им всем мозги разговорами о демократии и правах человека. Русь — проснись! Где ты? Что с тобой? Мы должны действовать беспрерывно, ежедневно, решительно без страха.
Сегодня новое задание Учителя — подчистить еще один рынок от черноты. Одно плохо вперед выдвигается не мой отряд, а вадимовский. Может, мы в прошлый раз не лучшим образом справились с поручением? Нет, не похоже: если Учитель недоволен мной, он не считает нужным этого скрывать: вызовет к себе и пропесочит. А раз он молчит, значит все в порядке.
Дома ко мне бросается Касенька и начинает тереться о мои ноги. Такая вот ласка кошачья. Она все понимает:
— Кушать хочешь или чего-то натворила? — В ответ Касенька подставляет ушки, мол, почеши, если любишь!
А на кухне, между прочим, наглядные свидетельства ее непрекращающихся проделок: разбитая вазочка и разбросанные по всему полу печенья. Это так оставлять нельзя, попадет Касе от мамы. А вот и она. Я-то всю жизнь думал, что ей работа только во вред и врачи тоже рекомендовали отлежаться как следует. Она же больше двух месяцев не выдержала. Снимая туфли в прихожей, она успевает одновременно мобилизовать меня на новые домашние подвиги:
— Артем, ты пельмени поставил вариться?
— Не-а, я же не знал, когда ты придешь.
Пельмени вмиг извлечены из морозилки, теперь надо с полчаса дожидаться, когда они дойдут до кондиции.
— Но хоть разморозить-то их ты мог? — и мама, швыряет пакет молока и буханку на стол. Такое с ней не часто случается.
— Мамулик, что случилось-то? Может, что на работе произошло?
Мама устало опускается на табуретку, и принимается разглаживать клеенку на столе, так она обычно делает в минуты сильного расстройства.
— Помнишь, я говорила, что у нас соседи — молодые ребята? Представляешь, Гуля перестала со мной здороваться, что произошло, ума не приложу? Увидит меня во дворе и отворачивается. Как-то вышла я на площадку, она куда-то с детьми собиралась, так при виде меня, она детей домой завернула и дверь захлопнула. Когда я заболела, она постоянно наведывалась… Чем я могла ее обидеть — ума не приложу.
Монолог заблудшей России в исполнении мамы — сама еле дышит, а переживает за какую-то татарку или таджичку, а может узбечку — кто их к черту разберет!
— Нашла, о чем думать, из-за чего расстраиваться. Ну, не здоровается с тобой какая-то ч… — я вовремя спохватился и прикусил язык, какая-то — чувырла. Бог с ней!
— Просто странно как-то. Людей стало трудно понять. Ладно, может, ты прав, вон скоро сессия
