знаменами. А может быть, любовница белого вождя придумала этот «заговор», например, из ревности, увидев знаки внимания, которые Кортес оказывал местным женщинам. Но что бы ею ни двигало, непонимание или злоба, именно она, в сущности, побудила Кортеса превратить Чолулу в пустыню.
Сам же он если и сожалел о случившемся, то недолго, ибо это помогло ему, пожалуй, даже больше, чем победа над тлашкалтеками. Я уже упоминал, что посещал Чолулу, и о ее жителях у меня сложилось далеко не лучшее впечатление. Мне не было дела до того, продолжит этот город существовать или исчезнет с лица земли; меня во всей этой бойне насторожило и огорчило другое — укрепление грозной репутации Кортеса.
Весть об учиненной его войском резне гонцы стремительно разнесли повсюду. Так что я не сомневался, что, прикидывая, как разворачиваются события, правители и военные вожди Сего Мира рассуждали следующим образом: «Сперва белые люди вывели из подчинения Мотекусомы тотонаков. Дотом они покорили Тлашкалу, чего не смогли сделать ни Мотекусома, ни кто-либо из его предшественников. Потом испанцы, наплевав на возможный гнев или месть Мотекусомы, перебили его союзников в Чолуле. Похоже, что белые люди могущественнее, чем издавна считавшиеся самым сильным народом Сего Мира мешикатль. Может быть, нам разумнее встать на сторону сильнейшего… пока мы еще можем сделать это по собственной воле?»
А один могущественный вождь уже поступил таким образом без малейших колебаний, это был наследник престола Тескоко Иштлилыпочитль, законный правитель аколхуа. Мотекусома, отстранивший его три года назад от наследования престола, должно быть, горько пожалел о своем опрометчивом поступке, ибо все это время принц Черный Цветок не сидел, пригорюнившись и сложа руки, а собирал в своем горном убежище воинов, чтобы вернуть себе трон Тескоко. И уж кому-кому, а Черному Цветку появление Кортеса, должно быть, показалось знамением богов, ниспославших ему средство для достижения заветной цели. Из своей крепости в скалах он спустился прямо в опустошенную Чолулу, где Кортес перегруппировывал свою многочисленную армию, готовясь к продолжению похода на запад, и встретился с вождем белых людей. Меня на этой встрече не было, но, думаю, Черный Цветок наверняка рассказал Кортесу о том, как обошлись с ним по милости Мотекусомы, а вождь испанцев, скорей всего, обещал помочь ему восстановить справедливость. Так или иначе, но дурная весть обрушилась на Теночтитлан: мы узнали, что к войскам Кортеса присоединился теперь еще и Жаждавший мщения наследный принц Тескоко с несколькими тысячами великолепно обученных воинов аколхуа.
Было очевидно, что учиненная, возможно непредумышленно, резня в Чолуле лишь упрочила положение Кортеса, причем благодарить за это он должен был свою наложницу Малинцин. Какими бы соображениями ни руководствовалась эта женщина, она продемонстрировала всецелую преданность делу своего господина и желание помочь ему добиться своей цели, даже если для этого требовалось пройти по мертвым телам ее соотечественников.
С тех пор Кортес не просто полагался на донью Марину как на переводчицу, он стал еще больше ценить эту особу как толкового военного советника, надежного помощника и самого верного своего союзника. Кто знает, возможно, он даже полюбил эту женщину, которая столь уверенно продвигалась к намеченной цели. Она уже стала незаменимой для своего господина и теперь направлялась в Теночтитлан — в то место, куда стремилась издавна, — окруженная роскошью и почестями, которые оказывают лишь знати.
Не стану спорить, вполне возможно, что описанные мною события произошли бы все равно, даже если бы у безвестной шлюхи из Коацакоалькоса и не родилась бы неизвестно от кого будущая рабыня Ке- Малинали. Может быть, моя крайняя неприязнь к этой женщине объясняется просто: я никак не мог забыть, что она получила при рождении то же имя, что и моя погибшая дочь, что ей было столько же лет, сколько было бы и Ночипе, поэтому мне невольно казалось, что ее презренные поступки словно бы бросали тень на мою собственную Ке-Малинали, такую невинную и беззащитную.
А теперь отбросим в сторону мои личные чувства: я ведь дважды встречался с Малинцин, прежде чем она стала самым опасным оружием Кортеса, а значит, дважды мог не дать ему обзавестись этим оружием. Стоило мне в первый раз купить ее у владельца невольничьего каравана, и девушка провела бы всю свою жизнь в Теночтилане, довольствуясь ролью служанки воителя-Орла. При второй нашей встрече, в земле тотонаков, Ке-Малинали еще оставалась рабыней, хоть и была уже наложницей младшего командира и переводчицей с ксайю на науатль. Исчезновение столь незначительной персоны не вызвало бы особого шума, а устранить ее мне тогда ничего не стоило. Таким образом, я дважды имел возможность изменить ход жизни этой женщины, а вместе с ним, возможно, и ход истории. Но я не сделал этого, и лишь после случившейся по ее наущению резни в Чолуле уразумел в полной мере, насколько Малинцин опасна. Мне стало ясно, что мы с ней непременно встретимся в третий раз, в Теночтитлане, куда она стремилась всю свою жизнь, и я дал себя клятву сделать все, чтобы ее жизнь там же и закончилась.
Тем временем, едва получив известия о бойне в Чолуле, Мотекусома вновь обнаружил трусость и нерешительность, направив к Кортесу посольство из самых знатных вельмож во главе со Змеем-Женщиной Тлакоцином, Хранителем Сокровищницы Мешико и вторым по значению человеком в государстве. Тлакоцин и его знатные спутники снова повели караван, нагруженный золотом и иными бесчисленными сокровищами, предназначавшимися отнюдь не для восстановления несчастной Чолулы, но для задабривания Кортеса.
Этим своим поступком Мотекусома продемонстрировал самое низкое лицемерие. Ведь либо жители Чолулы были полностью невиновны и не заслуживали истребления, либо же, если они и вправду готовили нападение, то действовали исключительно по воле и во исполнение тайного приказа самого Мотекусомы. Однако в послании, адресованном Кортесу, Чтимый Глашатай обвинил власти Чолулы в измене и заговоре, заверив, что ничего об этом не знал, и выразив удовлетворение тем, сколь быстро и неотвратимо обрушил Кортес на «негодяев, предавших их обоих», суровую, но справедливую кару. Мало того, Мотекусома еще и присовокупил надежду, что это злосчастное происшествие не поставит под Угрозу столь предвкушаемую им дружбу между белыми людьми и Союзом Трех.
По моему разумению, озвучивать подобное послание более всего пристало именно Змею-Женщине, ибо оно представляло собой настоящий шедевр змеиной изворотливости.
В частности, в нем говорилось: «Однако, если вероломство Чолулы обескуражило генерал-капитана и отвратило его от намерения продолжить путь по столь опасным землям, населенным коварными народами, мы отнесемся к его решению вернуться домой с пониманием, хотя и будем искренне и глубоко сожалеть о том, что нам не довелось лично встретиться с доблестным генерал-капитаном Кортесом. Ну а поскольку в таком случае он не сможет посетить нас в столице Мешико, где мы поджидаем его с нетерпением, то мы от имени всех мешикатль просим высокочтимого Кортеса принять эти дары как слабую замену наших дружеских объятий и разделить их по возвращении на родину с его королем Карлосом».
Впоследствии я слышал, что, когда Малинцин перевела ему это трусливое и лживое послание, Кортес с трудом сдержал торжество. Говорят, что он, размышляя вслух, произнес:
— Мне и вправду не терпится воочию увидеть человека с двумя лицами.
Тлакоцину же он ответил следующее:
— Я благодарю твоего господина за заботу и за поднесенные, дабы утешить меня, дары, которые я с готовностью принимаю от имени его величества короля Испании. Однако, — тут Кортес, как сообщил Тлакоцин, зевнул, — происшествие в Чолуле не доставило нам особого беспокойства. Мы, воины испанского короля, — народ стойкий, так что передай своему господину, что он может не тревожиться: наша решимость продолжить исследование этой страны ничуть не уменьшилась. Мы будем двигаться и дальше на запад. Правда, я не исключаю, что по пути в Мешико нам придется несколько раз отклониться в ту или иную сторону для посещения городов и селений тех народов, которые, возможно, захотят вступить с нами в союз и присоединиться к нашему войску. Но в любом случае — ты можешь торжественно заверить в этом своего правителя, — рано или поздно наше путешествие приведет нас в Теночтитлан. Мы с ним непременно встретимся. — Тут Кортес расхохотался и добавил: — Лицом ко всем лицам.
Естественно, Мотекусома предвидел, что отговорить захватчиков будет не так-то просто, и на сей случай повелел Змею-Женщине подойти к делу иначе.
— В таком случае, — сказал Тлакоцин, — Чтимый Глашатай будет очень рад, если достойный генерал-капитан не станет более откладывать свое прибытие.
Причина такого предложения заключалась в страхе Мотекусомы: он боялся, что Кортес неизбежно
