просто подхватить и невозможно вылечить. Человеческими категориями так легко мыслить, они очень четкие, как основные цвета спектра, и вся беда в том, что они точно так же лишь похожи на реальность. Похожи – не более того. Солнце можно нарисовать желтым кружком, но на рисунке оно никогда не будет таким обжигающим, как в реальности.
Поэтому невозможно сказать ни на одном из человеческих языков, что такое – вера. Во что она может превратить, если отдаться ей полностью. Да и на языке демонов не подберешь верного определения. Не сталкивались те, кто придумывал язык, с последствиями слепой веры в себя...
Когда небо разлетается на осколки, ранит всех. Если это только твое небо – только тебя. Каково пережить два крушения за такую недолгую жизнь? Каково – вечно жить с сеткой шрамов на сердце и сознании? Каково – просто жить?
Не пробовали этого те, кто придумывал языки. Вот так и выходит – чувствуют немногие, а остальным не расскажешь...
Два крушения. Два ребенка. Стоит ли беспокоиться о неизбежном сумасшествии, если и жить осталось всего ничего?
Нет, Наоми никогда не стала бы рисковать этим, вторым плодом. Только не ребенок Ангела...
А значит – руки скованы, и нужно принимать бой вместе со всеми. Воевать против тех, кто создает силу, не думая о последствиях. Показывать наглядно, за что они боролись и на что теперь обязаны напороться.
Как будто она вообще собиралась бежать. Как будто вообще можно – сбежать от этого настоящего с его открытиями и предназначением...
Что греха таить, собиралась. И думала, что сможет. Но теперь все равно поздно – вопрос о возможности нарушения щедро выданных слов отложен в необозримую даль.
–Ангел, – нужно было сказать хоть что-нибудь, разбить настоявшуюся тишину...
–Наоми, я люблю тебя, – сказано все. Не сказано ничего. И в серых глазах – неподдельная радость.
Пейнджел тоже верит, что все обойдется хорошо. Ему еще предстоит натолкнуться всей своей верой на непреодолимое препятствие... Но Наоми не хочет опережать события. И поэтому просто позволяет себе заплакать – жертвам собственной веры больше ничего не остается.
Война еще толком не началась, но бой уже идет. Бой за право быть человечным там, где само слово «человек» – ругательство. Бой за право жить. Бой за возможность появиться на свет... И этот бой продолжится любыми средствами.
–Ангел, – Наоми шепчет, отведя взгляд в сторону, отстраняясь от мысленного соприкосновения, – я помогу тебе. Я придумала, как... Теперь я просто не могу отказаться...
Рухнувшее небо не должно задевать других. Или, может быть, матери не имеют права обрекать на страдания тех, кого могут спасти. Потому что... как они потом смогут смотреть в глаза своим детям?
23. И мы с тобой попали на прицел...
–Я дотянусь до генератора отсюда, – Наоми говорила уверенно и ровно, лишь пальцы левой руки нервно сминали ткань платья, – и не дам им его отключить. Тогда останется разобраться с горсткой непрофессионалов и одним сильным демоном. Мой щит ни один из них не сможет даже разглядеть...
Пейнджел смотрел на любимую с небольшой тревогой. Почему-то Наоми ухватилась за первую же тему, которая была достаточно серьезной, чтобы не говорить о ребенке. Ангел не был уверен, что все женщины сразу же бросают дела, получив такое известие – в конце концов, был прецедент: Джей, разобравшись в своем состоянии, ускорила формирование нового сознания, чтобы оставить готовую дочь на соавтора и сбежать... Судьба Алары не волновала мать нисколько, пока дочка не доросла до возраста, в котором можно легко промыть мозги.
О Наоми он все же не знал ничего – ощущение духовной близости было порождено скорее тем, что Ангел был для нее раскрытой книгой. Возможно, Наоми просто не умела раскрываться без слияния – а тогда, когда они были одним целым, Пейнджела не заботила информация.
–Послушай, ты уверена, что тебе не придется напрягаться? – и как ей удается просто говорить о вещах, почти невозможных?
«Да так... меня создавали для невозможных вещей...»
–Не придется, – уже вслух. – Наконец-то я заставила себя сделать самодиагностику... Передашь дочке благодарность... Серьезно, мне даже это поле покидать не придется. Но ты должен действовать быстро. Я постоянно буду на связи – если что, я и атаковать на расстоянии могу... И самое главное – я придумала, как объяснить все Ксору.
–Даже не хочу знать, как, – Пейнджел вспомнил, что статуса дарящего смерть еще не получил... А идейные вполне могли немного передумать, ведь в приходе была и вторая героиня...
–Именно так, – Наоми улыбнулась. – Они тоже не будут знать. Пусть мальчишка скажет, что сбежал сам. И впустить его физически могла только я, а я здесь сильнее любого закона.
«Что ты на меня смотришь? Она всегда права...»
Мысли Мэлис прозвучали, как гром. Ангел подумал, что Наоми слышит и этот разговор – но почему тогда не реагирует?
«Не слышит. Если здесь и есть кто-то сильнее мамы, так это я. И я не хочу, чтобы она меня слышала. Еще ошибаться начнет... А пока что она права. И мешать маме незачем».
Пейнджел наступил на горло собственному недоверию. В конце концов, интуиция ему никогда не помогала... А Наоми и вправду может оказаться права. Вернее, не может ошибаться...
–Наоми, мы будем чего-то ждать? – именно так сложился вопрос, мучивший Ангела.
–Зачем же? – она посмотрела на потолок. – Там все отдыхают и готовятся к завтрашнему дню. Они считают, что все решится завтра. Как ты думаешь, среди них есть ясновидящие?
–Провидцы есть везде, – только вот в хейтеры они редко уходят. Редко не значит, что не уходят совсем... Кому-то лучше и правильней на дороге над пустотой, даже если этот кто-то видит себя падающим...
–Тогда я с ними согласна. У меня этого дара нет, к сожалению, – Наоми усмехнулась. – Наверное, специально убрали. Чтобы не предвидела всего этого... Ладно, пошли...
Лайл строил в голове конструкции действий и немедленно обрушивал их, не давая себе ухватиться за соломинку невозможной мечты. Все, что можно было сделать на самом деле, он уже сделал. Теперь оставалось только ждать – а чего? Того, чтобы беспредельщики нашли Кровавого Ангела и поставили перед фактом? Пейнджел рассмеется им в лицо, если он вообще в этой реальности... Ждать, пока что-нибудь не сообразят хейтеры с родного Пепелища? Да этим пофиг, в высшей степени пофиг, даже если их Алара в биомассу размажет... А Алара не станет за него просить. Не станет, и все... Делать ей больше нечего?
А планы строились сами по себе – дурные, невыполнимые, легко разрушаемые... Каждое разрушение отдавалось где-то внутри структуры – уколом не боли, а скорее безысходности. И от места укола расходились волны, подпитывавшие ненависть.
Хейтер смотрел сейчас на раскрытую ладонь беспредельщицы. Кристалл мягко поблескивал, внутри прозрачного энергата краснело отчетливое пятно... Так никто не использует эти камушки уже очень давно, но беспредельщикам закон не писан. Им все равно – наверняка этой девчонке уровень потерять не страшно, вылечат ведь...
Лечат все. И стоит только захотеть, чтобы даже не забыть о желтой палатке – нет, просто затереть эти воспоминания до такой степени, чтобы ими можно было гордиться. С насмешкой говорить кому-нибудь, что вот, помучился из-за цели... Цель потом подставится, знать бы, что беспредельщикам от Пейнджела нужно...
А вот если бы этот камень, замаранный кровью, выпал из руки и подкатился поближе... Лайл рискнул бы, в первый раз сила всегда хлещет через край... Рассказывали старшие товарищи, пившие запрещенную кристалку, но наверняка и с таким методом подействует.
Только камень не выпадет. Он сейчас намертво сращен с телом и энергоматрицей, без него девчонка полноценно функционировать уже не может... И кристалл не выпустит ни за что.
Лайл замахнулся на эту гипотезу так же легко, как ломал остальные. План был смешной и опирался на
