изнурительного двухнедельного труда аборигены расчистили расселину от щебня и открыли проход.
Возле входа на страже стояла Линта.
Крик аборигенов становился все громче, и Молох обернулся к Кибанду.
– Дело требует секретности, – произнес он.
Кибанд кивнул. Он выхватил болтерный пистолет из кобуры на поясе и поднял его вверх. Хоть у археологов и ушло на это немало времени, но аборигены уже успели выучить, что означает этот жест. Все они в ужасе побежали прочь, а их торжествующие возгласы сменились торопливыми испуганными вскриками.
На участке воцарилась тишина, если не считать бульканья растительных соков, гула насекомых и назойливого потрескивания зернистых минералов, иссушаемых солнцем.
– Линта?
Она подошла к ним, вытирая пот со лба. Система охлаждения в ее комбинезоне была установлена на максимум, и от худощавой фигуры поднимался пар быстро тающей изморози.
– Док говорит, что мы наконец получили это, х'энде,– произнесла она.
– Не называй меня так. Ты говоришь, как язычница.
Линта улыбнулась:
– Зигмунт, мы ведь все здесь язычники?
– Покончив с этим, Линта, мы все станем богами, – ответил он и развернулся боком, чтобы пролезть в узкую расселину.
– Зигмунт? – позвала она.
– Чего тебе?
– Когда ты собираешься сказать нам? Когда ты скажешь нам, что мы здесь ищем? Я и Кибанд… да и остальные… мы все заслуживаем этого.
Молох посмотрел в ее ярко-зеленые глаза. Взгляд был непреклонно твердым. Он понимал, что она права. У купленной верности есть свои пределы.
– Скоро, – ответил он и стал пробираться в расселину.
С головы до ног вымазавшийся в пыли, Борос Диас стоял в темной пещере в двадцати метрах от входа и раздавал приказы двум сервиторам, кропотливо трудящимся над раскопом. Вентиляторные блоки, встроенные в их раздутые шеи, гудели, направляя потоки воздуха в скальный разлом. Диас рассматривал находку, освещая ее фонариком.
– Наконец-то вы пришли, – произнес археолог.
– Что вы обнаружили?
– Сами посмотрите.
Луч фонарика скользнул по наполовину выкопанной стене.
– Вижу только царапины, забитые пылью, – сказал Молох. – Делайте то, за что я вам плачу.
Борос Диас вздохнул. Всего лишь восемнадцать месяцев назад он был магистром ксенологии в университариате Трациана и одним из самых уважаемых специалистов в своей области.
– Я нашел определенные структурные композиции, – объяснил он. – Они соответствуют огласовочным формам и вопросительным функциям.
– Это энунция? – спросил Молох.
– Думаю, да. Но я не рискнул бы озвучивать хоть что-нибудь из того, что здесь написано… без предварительного исследования.
Молох оттолкнул его в сторону.
– Вы просто трус, – объявил он.
Зигмунт угробил пять лет на то, чтобы ознакомиться с основными вокативными и нёбными звуками. Он пробежался пальцами по гравировке и попытался произнести одно из слов.
Оно звучало как «шшшфккт».
Череп сервитора, замершего возле него, разлетелся фонтаном крови, мозгового вещества и металлических осколков. Второй сервитор обезумел и начал колотиться лбом о противоположную стену. Он продолжал это делать, пока не разбил голову и не отключился.
Молох отшатнулся назад, его вырвало кровью. При этом он выплюнул один из передних зубов.
– Я же говорил, что это слишком опасно! – закричал Борос Диас.
Молох схватил его за горло.
– А я не для того так много прошел и выстрадал, чтобы теперь отступить! Черт побери, доктор! Я потерял восемнадцать отличных парней только для того, чтобы пробиться сюда через племена тау.
– Думаю, что тау знали, почему это место запретно, – перебил его Диас.
Молох ударил его кулаком в лицо. Археолог покатился в пыль.
– Запомните, док, мой основной принцип: запретов не существует. Зигмунт Молох всю жизнь ему следовал.
