— Как-нибудь в другой раз, — сказала Хейд. — Ты готов повиноваться?
— Ну, хоть что-то ты делаешь правильно, — проворчал тролль. — Да, я готов.
— Так вот, — начала было Хейд.
Но трёлль снова прервал ее:
— Клянусь Создателем, я дождусь, когда ты отомкнешь круг, а потом просто выйду и убью тебя. Так оно будет проще для всех. Читай по губам, женщина, что нужно говорить: вни-май-же...
— Внимай же, — повторила за ним Хейд и замолчала.
— Так я уже внимаю, — подбодрил ее тролль.
— Ты такой страшный, — сказала Хейд. — Просто губы леденеют.
— Ты, знаешь ли, тоже не гений чистой красоты! — обиделся тролль.
— Вот уже пять зим, — начала Хейд, — меня преследуют вооруженные люди Вальдимара конунга, сына Вествальда. Они хотят отнять у меня мои книги и свитки, а меня саму заживо сжечь. Вальдимар конунг думает, будто я убила верховного друида Мгахобунабоха. Но это не так. Я была тайной ученицей Мгахобунабоха, принятой в младшие послушницы Кьяркалл Бойреаннах — Женского Круга. Он сам передал мне все книги, когда понял, что не переживет грядущей ночи. Да, я стала невольной причиной его смерти, но это была смерть, которую он сам себе избрал. Поэтому нет на мне той вины, за которую меня желает покарать Вальдимар конунг.
— А эти камни тебе тоже твой друид передал? — поинтересовался тролль.
— И камни, и вызывающее заклинание, — подтвердила Хейд.
— Ты хочешь, чтобы я оправдал тебя перед Вальдимаром конунгом? — спросил тролль.
— Нет, — сказала Хейд. — Думаю, что Вальдимар конунг не тот человек, который откажет себе в удовольствии убить какую-то беглую колдунью. Ведьмой больше, ведьмой меньше — для него значения не имеет. Ему нужны книги. Сам он читать их не станет, а отвезет тому человеку, которого признает за своего верховного друида. А меня он убьет просто для развлечения.
— Странно вы здесь развлекаетесь, — сказал тролль. — Прости, что снова прервал тебя. Так чего же ты от меня хочешь, женщина?
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — ответила Хейд. — Только и всего.
— Это и есть твое Веление? — удивился тролль.
— Да, — сказала Хейд.
— Ничего глупее в жизни не слышал, — признался тролль. — А ведь я прожил дольше, чем самая древняя скала в этой долине глупцов и глупиц. Нет, правильнее сказать: тупиц и тупцов. Подожди, я кое- что хочу тебе объяснить.
— Ты готов исполнить Веление? — прервала его Хейд.
— Как пожелаешь, моя госпожа, — ответил тролль и сплюнул. — Ненавижу эти слова, но они — часть древнего Уговора... Позволь только довести до твоего сведения, что ты совершила громадную ошибку.
— Я знаю, — сказала Хейд.
— Нет, ты не знаешь, — возразил тролль. — Ошибка не в том, что ты забыла сохранить камень с моим сердцем у себя и получить надо мной, со всем моим могуществом, безраздельную власть. Ошибка не в том, что ты выразила Веление в самых нелепых словах, какие только существуют в языке вашего племени дураков и дурух. Точнее, олухов и олуш.
— В чем же ошибка?
— А в том, женщина, — сказал тролль, — что тебе вообще не следовало обращаться ко мне. Ты пытаешься затушить костер с помощью потопа. Это твое дело и твое право, но обычно потоп смывает и костер, и дом с очагом, и всю деревню, и весь народ. Чтобы ты знала: костер хорошо тушить иным способом. Нужна пара-тройка самцов и какое-нибудь пойло, что долго внутри не загащивается. К примеру, местная брага подошла бы как нельзя лучше.
— Я не знаю способа, как потушить тот костер, что подбирается к моему дому, — сказала Хейд. — Я всего лишь слабая женщина и дрянная колдунья.
— Все, что тебе нужно для избавления от бед, находится в твоей убогой халупе, — сказал тролль. — И это не заключено в скудоумных книгах и свитках. Но хватит о старых ошибках. Самое время тебе совершить новую. Ты должна выпустить меня на свободу, чтобы я поскорее мог исполнить это дурацкое Веление. Убирай один из камней, и дело с концом.
— Если я уберу не тот камень, ты меня убьешь? — спросила Хейд.
— Может статься, — ухмыльнулся тролль.
— А есть ли возможность тебе исполнить Веление, не покидая круга? — спросила Хейд.
— Нет, — ответил тролль. — И это тот редкий случай, когда ни к чему мне кривить душой.
— Но тогда получается, что ты не сможешь убить меня, поскольку Веление тебе не позволит, — сказала Хейд.
— Твоя глупость убьет тебя раньше, — сказал тролль.
— Let it be, — промолвила Хейд на одном из языков, которые знала, и, долго не раздумывая, подняла камень, что первым попал под руку.
— Хорошие слова, — сказал тролль, выходя за пределы разорванного круга. — Когда-нибудь они станут названием великой песни.
— Я угадала? — спросила Хейд с надеждой. — Я взяла камень, где хранилось твое сердце?
— Ты не угадала, — сказал тролль, подходя ближе к очагу и подставляя мохнатые бока жаркому пламени. — У тебя в руках камень, где хранилась моя задница. Уж поверь, сердце я бы доверил тебе с большей охотой.
— Значит, ты убьешь меня? — спросила Хейд.
— Конечно, я могу убить тебя, женщина, — сказал тролль, смеясь. — Хотя бы потому что в самом твоем Велении содержится мольба о смерти. Ведь только смерть приносит истинный покой. Я это знаю, потому что сам умирал без числа раз, и лишь в смерти обретал долгожданное отдохновение от непреходящей глупости бытия. Но я тебя не убью.
— Почему же? — удивилась Хейд.
— Мне скучно, — ответил тролль. — И я намерен всласть позабавиться. Скоро в этом мире всем будет не до тебя.
С этими словами он прыгнул в очаг и растаял в языках пламени.
10
Хейд же Босоногая постояла какое-то время над опустевшим кругом камней, вздыхая и горестно качая головой. Потом собрала в мешок все камни, кроме отмыкающего, который завернула в расшитое бисером полотенце, явно не предназначенное для вытирания рук, и сложила на полку. Сделав это, она присела перед очагом и разворошила поленья, чтобы пригасить пламя. Когда она обернулась, то увидела, что Бьярки все еще лежит в ее постели под ее одеялом и смотрит на нее во все глаза.
— Что ты тут делаешь, Медвежонок? — закричала она. — Да еще голый?!
— Но ведь ты сама затащила меня сюда, — удивился Бьярки. — И потом, погляди на себя, разве ты одета более моего?
— Прости, — сказала Хейд и накинула на плечи накидку, что отнюдь не сделало ее одетой. — У меня от переживаний совсем отшибло память.
— Кто это был? — спросил Бьярки. — Тот, с кем ты разговаривала на чужом языке, хотя, должен признаться, я понял каждое слово? Какой-то мерзкий тролль, которому ты вверила свою душу?
— Ни к чему тебе это знать, — сказала колдунья. — Спокойнее будешь спать.
— Нескоро ко мне вернется сон после того, что я здесь увидел, — сказал Бьярки.
— А ты поклянешься, что не выдашь меня? — спросила Хейд.
— Всем, чем пожелаешь, — ответил Бьярки.
— Что-то мне не слишком верится в твою искренность, — сказала Хейд. — Уж больно ты легко соглашаешься со всем, что я тебе говорю.
— Ничего в том нет удивительного, — сказал Бьярки. — Ты пришлась мне по нраву с первого
