отождествлялся с успехом.
— Вот так номер, — еще не отдышавшись, произнес Вовка, когда все трое, обессилев от быстрого бега, остановились, чтобы немного передохнуть. — Мы ведь здесь уже были.
— Ты с ума сошел! — всплеснула руками Галка.
— Сейчас не до этого, — поморщился мальчик. — Ты видишь нашего бегемота?
— Какого? — не поняла девочка и перевела взгляд на Кшуа, который с явно растерянным видом смотрел в сверкающую солнцем даль. — Ты его не обзывай, — обидчиво добавила она.
— В общем, я не знаю, как он там точно по паспорту, но я его вижу отлично.
— Где? — понизив до шепота голос, удивилась и испугалась девочка.
— А вон где! — Вовка протянул руку вперед, и только теперь Сверчкова убедилась, что чудовище по- прежнему лежит в долине.
Девочка не могла оторвать от него взгляда, загипнотизированная необычным зрелищем. И в то же время она почувствовала, как ее захлестывает горькая обида. Они-то, все трое, были уверены, что это страшилище гонится за ними по пятам, а оно даже и не думало трогаться с места!
Не иначе как чудовище сочло ниже своего бронтозаврского достоинства обращать внимание на каких-то маленьких существ. Они только помешали ему нежиться на солнце и вспоминать, как сто двадцать лет назад оно было молодым и любило резвиться с младшим, совсем еще зеленым, сорокалетним братишкой в озере, теперь превратившемся в небольшую лужицу. Братишку уже давно сожрали два довольно скромных на вид тиранозавра, которых бронтозаврята по неопытности приняли за своих сородичей. И теперь совершенно одинокое осиротевшее животное находило утешение лишь в поисках остатков растительности для удовлетворения своего аппетита.
Созерцание бронтозавра могло бы продлиться, вероятно, еще несколько минут. Но Кшуа, уже обретший способность к действию, почему-то понизил голос, будто чудовище могло не только услышать, но и понять его, и произнес:
— Аиф!
Ребята невольно выполнили эту просьбу и обернулись, следя за направлением его руки. Стало ясно, что неандерталец предлагает изменить маршрут и следовать в сторону, противоположную той, куда они шли.
Расстояние в два с лишком километра они преодолели не менее чем за час. Причиной такой медлительности была, — вероятно, усталость. А, может быть, это объяснялось тем, что у всех троих спало нервное напряжение, когда они узнали, какое мирное и незлобивое чудовище паслось в долине. Однако все это еще не означало, что наши герои избавились от опасности. Они знали, с какой целью где-то поблизости бродят охотники племени Каа муу и чем может окончиться встреча с этими дикарями.
— Ты поняла, почему неандертальцы пустились наутек? — спросил Вовка, когда все трое присели на тропе, чтобы хоть немного передохнуть.
— Теперь-то ясно, — ответила девочка. — Они испугались.
— Да еще, наверное, насмерть, раз побросали оружие.
— Конечно. Разве такими дубинками и копьями что-нибудь можно сделать этому… — Галка замялась, не зная, как же следует именовать чудовище.
— Знаешь, — улыбнулся Вовка, — давай будем звать его Машкой!
— А вдруг это не Машка, а Мишка?
— Ну и что? Все равно оно не обидится.
— Машка так Машка, — пожала плечами Сверчкова. — Мне все равно!
Глава тридцать вторая
ИМЕЮЩАЯ НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ К ПЕДАГОГИКЕ
Кшуа, который всё время беспокойно оглядывался, издал какой-то звук, напоминавший вздох облегчения. Дотронувшись до плеча девочки, он обратил ее внимание на едва заметный выступ скалы, видневшийся в нескольких метрах от места, где они расположились. Ни слова не говоря, Галка поднялась и побежала по каменистой тропе. Достигнув ориентира, который заметил Кшуа, она стала внимательно разглядывать что-то, захлопала в ладоши и пустилась в обратный путь.
— Вовка, — радостно воскликнула она, подбегая, — теперь у нас есть где заночевать! Просто прелесть, такая уютная пещерка, только мебели не хватает.
Пещера действительно оказалась уютной — разумеется, по сравнению с любым местом под открытым небом. Ширина ее составляла метра четыре, глубина — около двух, а высота не превышала полутора метров. В ней можно было только ходить согнувшись или сидеть.
Галка сразу же улеглась на землю, покрытую толстым слоем рыжевато-зеленого мха. Подложив руки под голову, она мечтательно улыбнулась и сказала:
— Как на диване!
— Подать подушечку? — заботливо склонившись над Сверчковой, спросил Тутарев. — Принести чашечку какао? Телевизор выключить? Может быть, пододвинуть поближе торшер?
— Ах, Вовка, я бы с удовольствием очутилась сейчас… — Она вздохнула. — Понимаешь, чтобы была совсем-совсем пустая комната…
— В комнате? А я бы и в сарае согласился. Пусть даже с дырявой крышей. И чтобы в это время шел проливной дождь.
Вовка сел рядом с лежавшей девочкой и замолчал, грустно разглядывая Кшуа. Тот как ни в чем не бывало полулежал в дальнем углу пещеры, облокотившись на какой-то замшелый круглый камень, возле которого блестело копье. Дубина находилась у ног дикаря.
— А вот ему и здесь хорошо, — кивнула на Кшуа Сверчкова.
— Что поделаешь: неандерталец! Культуры он и не нюхал. — Страшно подумать, Вовка. Человеку, наверное, в два раза больше лет, чем тебе или мне, а он даже какой-нибудь одной разъединственной буковки не знает, не то чтобы прочесть хотя бы простое слово.
— А уж о таблице умножения и говорить нечего.
— Кшуа, — строго спросила Галка, — сколько будет дважды два? Не спеши, не спеши, подумай!
— Кшуа ай, — закивал неандерталец, — Офх ай, Аль ай!
— Ай-яй-яй, — укоризненно покачал головой Вовка, — такой большой дяденька, а ни бельмеса не смыслишь!
— Он бы у нас в школу взрослых ходил, — улыбнулась Галка.
— Ого! Ему еще до школы учиться и учиться. И потом в вечерних школах, по-моему, нет первого класса.
— А он сначала посещал бы подготовительное отделение.
— Подготовительное, — повторил Тутарев, и лицо его вдруг оживилось. — Знаешь, Галка, по-моему, ты когда-то предлагала обучать неандертальцев русскому языку?
— Кажется.
— Так вот, у меня есть предложение: давай начнем с Кшуа! Он, конечно, дубина, но если серьезно заняться…
— Кшуа пхаа, — услышав свое имя, сказал неандерталец.
— Пхаа, пхаа, — строго повторил Тутарев. — Кончай отдыхать, начнем работать! Яудж!
Кшуа беспрекословно повиновался и пододвинулся к Вовке на расстояние вытянутой руки.
— Послушай, Тутарев, — сказала девочка, — это что же, ты учителем заделался?
— А что?
— Смешно.
— Ничего смешного не вижу.
— Конечно, смешно — ученик четвертого…
