диадема на длинных чёрных волосах, пустой глаз во лбу и алые ухмыляющиеся губы на невиданно красивом лице.
— Dja! Dja! — успел крикнуть Джамал, перед тем, как чудовище молниеносно схватило его и утащило в бездну. — Sundara Mata…[5]
Тёмная дыра тут же схлопнулась со звуком пробки, вылетевшей из бутылки шампанского, и хмурое небо снова затянули свинцовые снежные тучи. Издав душераздирающий вопль, Бертран рухнул на колени и выдрал клочья жухлой травы вперемежку с влажной землёй.
И лишь сегодня вечером Олег, единственный способный отключаться от всего происходящего, заметил на светловолосой девушке большую концентрацию сизых нитей, ниспадающих с плеч полупрозрачными призраками…
В безрадостную реальность мелькания дворов, залитых тусклым желтушным светом, вернули чужие воспоминания.
«Набойки… какие набойки? Сергей Павлович — козёл?! Кто это?»
Давая симбионтам передохнуть после долгого перелёта из Европы, кардиналы бежали по асфальту неслышно, лишь под подошвами лёгких кожаных сапог хрустели сухие листья. Луна на беззвездном небе ухмылялась, как глаз чёрного Дамбалла. Достигнув перекрёстка, они разделились, тщательно обыскивая близлежащую территорию. Мартин обнаружил Старика скрюченным на лавке в полутёмном дворе, Он кутался в длинный кожаный плащ, но ночной холод донимал так, что зубы выбивали частую дробь. Подав сигнал братьям, кардинал активировал симбионта на согревание, с силой растёр ладони и положил озябшему беглецу руки на спину. Старик застонал, его скрутила крупная дрожь, свалявшаяся борода по- козлиному тряслась.
— Зачем ты бежал? И где конгрегатор? — спросил Мартин, распределяя тепло по немощному телу.
Старик хотел было что-то ответить, но, заметив приближающихся кардиналов, смолчал. Узнав Его, Бертран радостно переглянулся с Олегом, но чужое воспоминание резануло так ярко и больно, что мужчина чуть не задохнулся. Он увидел, как конгрегатор переворачивается в воздухе и разбивается… разбивается… разбивается!.. Стыд и боль капают на осколки красным и прозрачным, выжигая последние спасительные осколки, и исчезают… тают, тают…
Издав стон, кардинал бессильно опустился на бордюр. После всего пережитого мучительно захотелось умереть.
— Братья, братья… Часы разбиты… Конгрегатора больше нет…
Хранители отступили, не желая поверить в услышанное. Мартин замысловато выругался, Олег машинально затянулся сигаретой к неудовольствию своего симбионта и заглянул в опрокинутое лицо командира:
— Что ты видел?
— Они разбили его, разбили… Она и этот… этот…
Вдруг Бертран почувствовал, что воздуха не хватает, и, глотнув ночной осенней свежести, глухо закашлялся:
— Мар… тхин! Воспроизведи описание того вора, что Михал передал! Быстро!
— Рост метр восемьдесят, худощавое телосложение, волосы тёмно-русые, жидкие, — заученно чеканил кардинал. — Глаза серые, бесцветные, на левой щеке свежий шрам от осколков стекла… Одет…
— Стой! — хрипло выкрикнул пунцовый Бертран и снова взорвался кашлем. — Это он разбил Часы! Он здесь… Она видела его! Она его знает! Она пролила кровь на осколки… Мы должны вернуться! И немедленно!
Глава 6
Перекрёстки судьбы
Всепроникающая энергия Времени
Движет каждого из нас без сожаления
в будущее,
и в то же самое время
бросает нас в неподвижное прошлое,
и в нашу иллюзию настоящего,
время обманывает Вечность.
Инаят Хан Хидаят
Валентин икнул. На холодном воздухе развезло. «Ермак» ничуть не изменился за полтора месяца отсутствия, только коричневые скользкие шторы стали ещё темнее от жирных пальцев, а официантки моложе и доступнее. Воры всегда сидели в правом углу, у окна, чтобы видеть автомобили потенциальных жертв, и, ясное дело, мусоров. Валентин не надеялся, что его исчезновение забыто, но твёрдой рукой сунул бармену несколько сотен. Палец (у которого нас самом деле недоставало лишь мизинца на левой руке) довольно улыбнулся, сверкнув золотыми фиксами, и начал отрабатывать. Колпака свергли всего пару дней назад, новичка-положенца мало кто знал и все «крышаки» уже вовсю плели интриги и строили планы — кто по свержению, а кто по влезанию в доверие и свиту. Ситуация усугублялась тем, что фигура Профессора (вот уж погоняло, так погоняло!) уже обросла настолько противоречивыми слухами, что к нему толпами валил народ; многие просто «пробовали на зуб», уползая с переломанными конечностями, но в основном лезли любопытные — поглазеть, как хлипкий мужичок в очках и ношеном плаще без помощи охраны раскидает с десяток бугаёв.
Валентин решил отпраздновать неожиданное списание всех долгов перед Колпаком и заказал пельмени с сыром в горшочке, эскалоп с картошкой и поллитру. Настроение уверенно поднималось, впервые после потери часов, в особенности этому способствовала водка, что стопка за стопкой опускалась в желудок, обжигая пищевод.
«А жизнь-то налаживается!»
Палец поставил Круга, чему явно радовались за соседним столиком, обсуждая какую-то старую ходку и хаты, что ещё оставались надёжными. В синеватой тьме, окутанной вонью дешёвого «Альянса» и «Парламента» сновали официантки с усталыми глазами. Как и другие клиенты, Валентин принялся раздевать их глазами.
«Студентки…»
Здесь обычно вкалывали те, кому родители не присылали денег, либо потенциальные приживалки, в надежде сесть на шею богатому «папику». Общежитие колледжа за углом всегда справно снабжало «Ермак» персоналом.
«Студентки… Где вы были, когда я был студентом?»
На мгновение в паутине никотиновых нитей ему почудилась босая растрёпанная Иветта, с кистью и банкой воды в руках. Валентин почувствовал, что зал расплывается перед глазами, и решил что пора. Обменяв у Пальца пятихатку на удостоверение участкового, он выбрался из кабака, икнул и, покачиваясь, сел в такси.
Ночь отступала неохотно. Чернильная мгла бледнела, прячась в тёмных переулках и подвалах, рассвет томно целовал дремлющие крепости домов, а на фоне розовой кромки горизонта уже победно полыхал факел горящего газа, сжигаемого металлургическим комбинатом. Кое-где уже желтели светом окна, по асфальту изредка взвизгивали шины автомобилей. Кардиналы торопливо шагали по дворам, срезая дорогу и экономя бесценное время. Они могли бежать, если бы не Старик, что еле передвигал ногами от усталости.
— Кто хоть она такая? — спросил Мартин, забросив Его руку на плечо и волоча тщедушное тело
