непобеждённое им добро, укрывшееся в самой глубине сердца, огрубелость от этой чревловой жизни, и нежность, которая всегда оставалась в моих мечтах.
Девушка вздрогнула, но не отстранилась. Лишь вздохнула то ли испуганно, то ли взволнованно. А я коснулся её губ своими.
Она подняла руки, попыталась отпихнуть меня, но неуверенно. Через пару секунд одна из её рук опустилась, а вторую я почувствовал на своём затылке. Нежные пальцы взъерошили волосы, скользнули в них, обволакивая голову пьянящим облаком. И запах. Невесомый, хрупкий, сливающийся с ночной лесной свежестью.
Мои руки скользнули дальше, обняли тонкие плечи, а язык стал раздвигать влажные и мягкие, как сахарная вата, губы…
— Оставь её, грязный раб! Как ты смеешь! — рыкнула за спиной, казалось, сама ненависть, и тут же меня с силой одёрнули за плечо. Я едва успел разжать объятия, чтобы не увлечь за собой Маришу. Повалился на холодную землю, взревел, и резко вскочив на ноги, обернулся. Мой взгляд, пылающий злобой, упёрся в не менее жёсткий взгляд Ринвора.
— Я не раб, — вырвалось у меня с таким достоинством, что аристократ на секунду опешил.
— Мин Ринвор, успокойтесь, — возникшая, словно из тьмы, Руна встала между нами. — Это всего лишь часть ритуала. Поверьте мне.
— Что за чушь? — недовольно бросил отец девушки, не сводя с меня ненавидящего взгляда. — Какая часть ритуала? Чтобы раб целовал благородную девушку? Да за такое…
— Мин Ринвор, ритуалы придуманы не нами, — осторожно перебила бабуля. — Но дело совсем не в рабстве. Ритуал требует, чтобы по его завершении девственник поцеловал девственницу.
— Вы хотите сказать, что вот этот наглый раб девственник? — Ринвор хмыкнул и тряхнул головой.
— Конечно же, — тут же продолжила Руна. — Именно поэтому я и вожу его за собой. Для исполнения финальной части ритуала. Одолжила за небольшую плату у одного из бронов. Временно.
Ринвор снова хмыкнул, мотнул головой, и взгляд его вдруг стал спокойней.
— Что ж, — он отвёл от меня глаза и подошёл к сидевшей на одеяле дочери. Та выглядела довольно- таки смущённой, и даже немного напуганной. — Мари, милая, нам нужно возвращаться.
Он протянул ей широкую ладонь, и Мариша, ухватившись за неё тонкими пальчиками, поднялась, зашелестев складками платья. Тут же принялась расправлять их, избегая взглянуть в нашу сторону. Или, что скорее, в мою.
— Хорошо, — заговорил Ринвор, терпеливо ожидая, когда дочь закончит заниматься платьем. — Если это часть ритуала, то я не стану наказывать этого заносчивого раба. Но не слишком ли он дерзок для своего положения?
Мои руки мелко затряслись, и от злобы и от беспомощности. От подобных слов и обращения меня не защитит никто и ничто. Есть один способ — заставить поменять отношение к себе силой. Но и он недоступен. На мне клеймо, Ринвор аристократ. Владей он всего вторым кругом магии крови, запросто сможет обездвижить меня и потом сделать что угодно. А он, думаю, владеет. И возраст, и суровое волевое лицо — всё говорит о том, что он не из тех, кто лишь сибаритствует благодаря своему положению и деньгам.
А даже если и не владеет. В амбаре, где я прозябал последние два года, успел понаслышаться множества баек. У тех рабов, кто покушался на жизнь благородного, судьба была незавидна. Это не побег. Способы наказания были настолько суровы и изощрённы, что…
— Видите ли, мин Ринвор, — продолжила сочинять бабуля. — Этот вовсе не дерзость. Поймите, соприкосновение с Тьмой накладывает отпечаток.
— Но вы же…
— Кто-то способен сопротивляться Тьме лучше, кто-то хуже, но нет тех, кто умеет делает это совершенно. Всё зависит от того, сколько в тебе Света. Но ведь согласитесь, вряд ли есть человек, имеющий внутри только его.
— Я вас понял, — буркнул Ринвор, явно не собираясь вступать в схоластические рассуждения, и взглянул на дочку. — Мари, ты готова?
— Да, папа, — девушка присела в чём-то наподобие книксена. — Мы можем идти.
— Прощайте, — сухо бросил в нашу сторону её отец, и они заспешили к дожидающимся их на лесной дороге экипажам.
В ту же секунду к нам подбежал один из рабов, молча протянул Руне маленький мешочек и торопливо засеменил за хозяевами.
— А мы разве не с ними? — спросил я, глядя в ту сторону, где несколько секунд назад растворилась во тьме белая фигурка Мариши. Словно кусочек сахара в огромном океане чёрного кофе.
— В Лиорде нам делать больше нечего, — Руна пару раз подбросила мешочек на ладони, развязала тесёмку и ловко пересыпала монеты в мошну.
Возможно, будь я в другом настроении, звон золота и порадовал бы, но мне было до одурения хреново. Отношение Ринвора снова окунуло меня в помои рабства, иначе и не сказать. То, что Мариша даже не взглянула в мою сторону после того, как подошёл отец, было подобно последующему выливанию этих помоев на голову. И эта передача денег через раба… Чревл!
Я провёл языком по губам, сплюнул под ноги и ухмыльнулся. Что ж. Теперь я стану каждый вечер молиться Великому Номану, чтоб он ниспослал мне другую судьбу. И если он услышит мои мольбы, я обязательно вернусь в этот город. Свободным. К ней, этой аристократке-куколке. Ну, а после к Вирону заскочу. Как же не заскочить-то?
Глава двадцать вторая
В темноте, метрах в ста, послышался удар хлыста, потом другой, шорох колёс, топот логов. Аристократы покатили к своей прежней беззаботной жизни. Наверное, о том, что произошло и вспоминать скоро не будут.
— Зачем ты девчонку целовать-то полез? — спросила Руна с ухмылкой. — Я же тебя попросила только разбудить.
— Не сдержался, — буркнул в ответ. — Да и она меня сразу рабом назвала, вот и перемкнуло что-то в голове. А о рабстве на раз определила.
— А чего ты хотел? Она же «белая» кровь.
— Да просто обидно после того, что сделал для неё. Даже про записку не спросила — я написал, не я? До лампочки ей. А ведь если бы не мой ночной визит — она бы принадлежала Тьме.
— Для неё ты низший, она так воспитана.
— Если б не подоспевший папаша, глянул бы я на её воспитание.
Я снова провёл языком по губам, вспоминая поцелуй.
— А если бы не я, тебе бы за такое нахальство пришлось дорого заплатить.
— Да знаю, — я отмахнулся рукой. — За два года разного понаслышался о том, как казнят посягнувших на благородных. И сдирание кожи с последующим посыпанием солью — это самое простенькое из всего. Перед сном рабы об этом любят поговорить.
— Про жучков тоже говорили?
— И про жучков, и про пытку лакранией.
— В вашем мире такого нет?
— В нашем мире и рабства уже давно нет. Разве что незаконное.
— Ладно, — Руна оглядела поляну. — Нужно бы здесь прибраться. Верёвки скрутить, колья повытаскивать.
— А чего рабы этих Рин’Гаров не удосужились?
— Да после твоего поцелуя, Ринвор торопился побыстрее отсюда убраться. Как бы этим беднягам языки не отрезали, чтобы они лишнего не ляпнули. Раб, поцеловавший благородную. Хм. Такое мог
