шрамчик меня смущает.
По лицу Карен пробежало страдальческое выражение.
— Он хотел посмотреть на тебя без повязок. Мне стало так же неловко, как если бы он захотел увидеть меня голой.
— Зачем?
— Он оценивает степень ущерба. Поэтому хочет все увидеть.
— Замечательно. Может, мне и футболку снять? Потому что у меня обожжена грудь. — Я со злобой оттянула воротник футболки и заглянула внутрь. — Точно, вон пластырь. Он же захочет еще шрамов! Я могу станцевать для него ущербный стриптиз. Посмотрим, вдруг мне удастся попасть фальшивым глазом ему в штаны.
— Джессика!
— Правда, надо попробовать. Будет сенсация. — Я нажала на свой мягкий, как губка, левый висок, и белый пластиковый шарик упал мне в ладонь. Я уставилась на него. — Это что, шарик для пинг-понга?
— Я его вымыла! — Карен раздраженно выхватила его у меня. — Давай вставим его обратно, потому что мистер Джордан будет здесь с минуты на минуту. Тебе надо привести себя в порядок и серьезно отнестись к его приходу. Хочешь верь, хочешь нет, но твоя жизнь станет гораздо сложнее, если ты ему не понравишься. Поэтому не ругайся и не дерзи. А сейчас не шевелись.
Я запрокинула голову, и Карен вставила шарик в пустую глазницу.
— Я серьезно отношусь к его приходу. И я поверить не могу, что ты засунула мне в голову шарик для пинг-понга.
— Больше у меня ничего не было. Бильярдный шар показался мне великоватым.
— Могла бы его уменьшить.
— Я могла бы дать тебе снадобье там, где нашла, и оставить лежать на тротуаре. Но я этого не сделала.
В ее словах мне послышались горечь и сожаление.
— Эй, что я такого натворила?
— Пока что ничего, но я боюсь, что вскоре натворишь. Что ты сделаешь очень сильного волшебника своим врагом. Я очень люблю тебя, Джессика, но у меня тут восемнадцать детей, и я люблю каждого из них больше жизни.
— Я знаю, Карен… я никогда не причиню вреда твоей семье.
— Не зли его, Джессика. Ответь на все вопросы, и мы сможем нормально жить дальше. — Она замолчала, прислушиваясь. — Он на крыльце. Пойду впущу его.
С этими словами матушка выскочила в коридор.
Через несколько минут в гостиную вошел высокий мужчина в темно-синем костюме от Армани с красным шелковым галстуком. Безупречно гладкое лицо, короткие темные волосы с небольшой сединой на висках, широкая белозубая улыбка как на предвыборных плакатах. В руках он держал портфель из темно- вишневой кожи, который наверняка стоил не менее сотни долларов.
— Ты, должно быть, Джессика! — пророкотал он, протягивая руку.
Я неуверенно ее пожала. Его пожатие оказалось сухим и немного болезненным.
— Давай присядем и начнем.
Когда мистер Джордан говорил, Пал прижимал уши. Оставалось надеяться, что весь наш разговор не будет происходить на двадцать децибел выше необходимого. Я села в плетеное кресло по другую сторону шахматного столика.
«Он хочет заставить тебя чувствовать себя меньше», — мысленно подсказал Пал.
Мистер Джордан наградил Пала пронзительным взглядом холодных голубых глаз.
— Сходи-ка поиграй с кошками.
Неужели он услышал Пала? Нет, такое совершенно незаконно. Даже такая шишка, как Джордан, не имеет права подслушивать телепатические разговоры между фамильяром и его хозяином.
— Я бы предпочла, чтобы он остался. — Мне не удалось унять дрожь в голосе.
— Пускай. — Джордан сел в кресло напротив меня. — Итак, расскажи мне, что привело тебя в наш славный город?
— Что? Э… я приехала сюда к тетушке Вики, когда училась в старшей школе.
— Дела в Техасе пошли неважно? — Мистер Джордан открыл на коленях папку.
— Да нет, дела шли нормально… просто отец женился, а у мачехи уже была дочка, и она почти сразу забеременела близнецами… стало тесновато. Все решили, что лучше мне переехать сюда.
Я старалась не думать, как внезапно испортилась моя жизнь. Мама умерла через месяц после того, как мне исполнилось одиннадцать. Отношения с отцом у меня всегда немного не складывались, их портили нетерпимость и обиды. У нас было мало общего, и я решила бы, что я приемный ребенок, если бы не внешнее сходство с обоими родителями. Больше я походила на мать, но и с отцом находились общие черты.
Когда отец познакомился на работе с Деборой, у него оставалось все меньше и меньше времени для меня. Они поженились, когда мне исполнилось тринадцать; мы уехали из нашего уютного домика (и от немногих моих друзей) в Лейквуде и поселились в типовом районе в Плано, ближе к работе. К рождению близнецов я уже чувствовала себя призраком в их доме.
— И конечно, пожар в твоей комнате не имел ничего общего с твоим переездом сюда? — спросил Джордан.
Я вздрогнула. Откуда он узнал?
— Это… это была случайность, — выдавила я. — Никто не знал, что у меня есть Талант, и мне приснился плохой сон о пожаре и…
Джордан взмахом руки прекратил мои объяснения:
— Конечно, конечно. Несчастный случай. Случаи пирокинеза часто встречаются у подростков, которые не находят выхода своим способностям. И вскоре после происшествия мистер Фиверс прислал тебя сюда, пожить с сестрой твоей матери?
— Он позвонил ей в тот же день, и они обо всем договорились.
— Ты ехала на автобусе «Грейхаунд»? Через неделю после пожара?
— Да.
— Человек с его доходами мог бы потратиться на билет на самолет, ты так не думаешь?
— Это была идея тети Вики. Они не знали, какие у меня еще могут случиться кошмары, и решили, что автобус безопаснее.
— Вот как! Ты часто созваниваешься с мистером Фиверсом?
Почему он называл моего отца «мистер Фиверс»?
— Иногда, — ответила я.
С запозданием я осознала, что прошло больше года с тех пор, как я пыталась связаться с ним. Последние пару раз, когда я звонила домой, он не поднимал трубку и не отвечал на оставленные сообщения. Письма по электронной почте также оставались без ответа.
— Он очень занят: работа, дети…
— Эти дети тебе не родственники.
— Что?
— Джозеф Фиверс не является твоим биологическим отцом. Твой отец — Ян Шиммер.
Что?! На меня напала оторопь, смешанная со странным чувством облегчения и мстительного удовлетворения. Значит, мой настоящий отец от меня не отказался. Или нет? Он вообще знал о моем существовании? Или у матери был небольшой роман? Я не могла поверить, что она изменяла отцу, — они всегда казались счастливой парой.
— Думаю, тебе нужны доказательства. — Мистер Джордан достал из папки лист бумаги и протянул мне.
Я взяла его трясущейся рукой и проглядела. Единственное, на чем я могла сконцентрировать внимание, — это фотография Шиммера; я унаследовала его глаза и нос. Которые, скорее всего не случайно, очень походили на глаза и нос Джо Фиверса. Короткий текст читался трудно и воспринимался еще труднее.
