Штаден заулыбался и шутливо отвесил и царю, и Филиппу другой поклон — европейский, галантно- затейливый и сложный, словно танец.
— Гришка рассказал мне, что ты какую-то бродяжку пригрел, — оглядываясь, сообщил Филиппу Иоанн. — Дескать, мои кромешники её осиротили, а ты приютил. Хочу посмотреть.
Иоанн увидел за печкой Машу.
— Может, не надо, государь?.. — попробовал остановить Иоанна Филипп, загораживая собою Машу. — Девочка блаженная… Испугаешь.
— Я пугать не буду, — пообещал Иоанн. — Блаженных, сироток я люблю. Даже подарок привёз. Как звать её?
— Маша, поди сюда, — со вздохом окликнул Филипп.
Маша робко подошла.
Иоанн мгновенно понял, что случилось у девочки с разумом, и тотчас словно перенял правила игры. Он опустился на скамейку, положил свой свёрток рядом с собой и потянул Машу за руку, усаживая себе на колени, точно дедушка — внучку.
Филиппа это покоробило. Ему почудилось что-то непристойное.
Но Иоанн, будто ничего не замечая, размотал свой свёрток и достал новую, сверкающую золотом икону.
— Машенька, значит? — ласково промурлыкал Иоанн. — Вот посмотри, какую иконку я тебе подарить хочу. Нравится?
— Нравится… — очень тихо ответила Маша, заворожённо глядя на золото иконы.
— А что нравится? — лукаво спросил Иоанн.
— Богородица красивая такая… Как матушка моя.
— А ангелочки? — подсказал Иоанн.
— И ангелочки нравятся… — Маша робко потрогала ангелов. — Крылышки маленькие, значит, лёгкие души у них, без грехов…
— А это кто? — Иоанн тыкнул пальцем в Христа-ребёнка.
— Это братик мой, — послушно рассказала Маша. — Он умер ещё младенчиком. Матушка долго плакала.
Иоанн, удовлетворённый, бережно ссадил Машу на пол.
— Ладно, милушка, — сказал он, вставая. — Собирайся давай. Будешь у меня жить. Оденься потеплее, на дворе холодно.
Филипп недовольно отвернулся и смотрел в окно.
— У меня много стариц и богомольниц живёт, — добавил Иоанн, но не для Маши, а для Филиппа. — Не с купцами же девке быть…
Иоанну нравилось явиться незваному и в чужой жизни перекроить всё по-своему. Он — царь, он — прав, только он знает, как надо делать.
— Можно, дядя Филипп? — робко и взволнованно спросила Маша.
Филипп молча кивнул. Прижав к груди икону, Маша мимо опричников бросилась вон из горницы.
Иоанн пошнырял взглядом по сторонам горницы — что ещё учинить? Ничего не придумав, он перешёл к главному.
— Что же ты молчишь, Филипа? — укоризненно спросил он.
Филипп ничего не ответил и не смотрел на царя.
— Что молчишь, Федька?! — заорал Иоанн. — Долго мне ответа от тебя ждать?
— Я тебе уже ответил, Ваня, — тихо и твёрдо произнёс Филипп.
И сейчас Иоанн чётко осознал, что ему нужен этот неуступчивый монах. Нужен Филипп. За другом Федей была преданность, а за Филиппом — сила правоты. Чем больше Филипп упрямился, тем становится нужнее Иоанну. Понять его, Иоанна, Филипп не сможет — недалёк. Но вот если примет… Тогда Иоанн проломит небо.
— Неправильно ты мне ответил! — гневно кричал Иоанн. — Не за таким ответом я тебя с Соловков выдернул! Неужто вернуться хочешь — портомойни строить?!
— Лучше портомойни, чем виселицы… — ещё тише сказал Филипп.
Он помнил, что случилось с родителями Маши, с женой и детьми племянника Ивана Колычева. Всё это устроил царь. Филиппу было горько согласиться, что его друг детства, просивший о великой жертве за себя, теперь сам приносит такие жертвы, никого уже не спрашивая.
— А-а!.. — завопил Иоанн. — Не хочешь со злодеями-кромешниками знаться? Да?
Иоанн даже присел, заглядывая Филиппу в глаза.
— Не хочу, государь, — покорно вздохнул Филипп. — Не сердись. Ты спросил — я ответил. — Филипп со страданием покачал головой. — Не понимаю я ничего в Москве. Не понимаю, зачем нужны тебе опричные… Почему с людьми — как с девочкой этой…
— Хочешь — объясню? — перебил Иоанн. — Или испугаешься?
Филипп с надеждой поднял глаза на Иоанна. Неужели этой крови есть оправдание?
— Правды бояться — грех, — твёрдо сказал Филипп.
Закутанная в шубы, Маша сидела в санках царского обоза. В руках она держала икону Иоанна. Обоз ещё стоял у крыльца новгородского подворья. Несколько опричников приплясывали у царского возка и в шутку толкали друг друга плечами — грелись. Большой санный возок Иоанна был по дверкам украшен двуглавыми орлами.
Двери подворья распахнулись, и на крыльцо вылетел сам Иоанн, без шубы и шапки. За царём спешил оторопевший Филипп.
— Погляди на дела царя-кровопивца! — кричал Иоанн, скатываясь по лесенке крыльца к возку. — Я тебе глаза-то поганой кровью протру!
За царём и монахом спешили опричники, несли шубы и шапки.
Иоанн нырнул в возок и потащил за собой Филиппа. Филипп успел только махнуть Маше рукой.
Возок с треском отодрал от снега примёрзшие полозья, и кони рванули его за ворота так, что едва не переворотили набок.
Опричники торопливо прыгали в сёдла, лезли в сани. Один из них лихо заскочил в Машины санки, уселся, разобрал поводья и оглянулся.
Это был Федька Басманов.
— Что, рыбка, заплыла-таки в мой омуток? — весело спросил он и подмигнул.
Маша вжалась в шубы. Федька дёрнул поводья и тронул санки.
Обоз Иоанна летел по улочкам деревянной зимней Москвы. Прохожие шарахались к заборам, залезали в сугробы. Собаки с лаем катились вслед за санями. Мелькали крыльца, мостики, ледяные вербы, колодцы, виселицы, колокольни, поленницы.
На крутом повороте из последних санок вдруг кубарем вывалилась девочка в лёгком тулупчике. Она тотчас вскочила и, шатаясь, побежала к ближайшему проулку. К груди она прижимала икону.
А санки Федьки Басманова неслись дальше. Федька улюлюкал и щёлкал вожжами. Он не видел, что сзади остался только пустой кокон из шуб, в которых сидела Маша.
Глава 7
ЗАСТЕНОК
Филипп хотел верить, что Иоанн добр, потому что хотел служить державе, а служить державе он мог только при праведном государе.
— Как ты, Малюта, в этой тьме видишь? — ворчал Иоанн, нашаривая ногой ступеньку.
