Когда к башне приблизились и шестеро воевод, всадник в колпаке встрепенулся и послал коня навстречу.
— Подождите, бояре, — глухо окликнул он воевод.
— А ты кто? — за всех раздражённо спросил Иван Колычев.
— Не узнал, Ваня? — Всадник приподнял колпак.
Это был Филипп. Он не усмирил царского гнева на воевод, но и сам не смог смириться.
Колычев присмотрелся к Филиппу и насмешливо присвистнул:
— Бояре, нас сам митрополит встречает!
Воеводы подъехали и остановились, внимательно и недоверчиво разглядывая Филиппа.
— Не похож ты на митрополита, — сказал Головин.
— А я и не на литургии, — буркнул Филипп. — Не шумите, бояре. Нельзя вам по домам. За то, что Полоцк сдали, государь вам уже плахи приготовил.
— Какой Полоцк?.. — нелепо изумился Нащокин.
— Ты чего, владыка? — нахмурился Бутурлин.
— Мы Жигимонта в Ливонию прогнали! — возмутился Шуйский.
— Значит, не прогнали, — тяжело пояснил Филипп. Он так и знал, что воеводы не догадывались о потере Полоцка. — Значит, вернулся Жигимонт. А Полоцк без вас ему ворота раскрыл и сдался.
Воеводы потрясённо молчали.
Филипп повернул своего коня и через плечо произнёс:
— Если вам головы дороги, давайте за мной, бояре. За вас и мне голову снять могут.
Филипп поехал к воротам башни. Если бояре не дураки — сообразят, что просто так митрополит встречать их не приедет.
Воеводы стояли на месте.
— Вань, а дядя у тебя не шутник? — недоверчиво спросил Шуйский.
— Кто знает, чего он от государя нахватался… — задумчиво пробормотал Колычев. — Разберёмся, бояре.
Колычев тронул коня и поехал за Филиппом.
За Колычевым поехали и воеводы.
Подавленные воеводы, как мальчишки, гурьбой сидели на брёвнах, что были свалены на заднем дворе подворья митрополита.
Скрипнула дверь, и с маленького крылечка сошёл озабоченный Филипп. Его сопровождал высокий, носатый монах.
— Я, бояре, теперь права печалования лишён, — недовольно сказал Филипп воеводам. — Но обещаю: заступлюсь за вас перед государем.
Воеводы молчали.
— Грозу вы у меня переждите, — добавил Филипп. — Это отец Илидор, он вас проводит.
Воеводы слезли с брёвен и, отводя взгляды, нехотя поклонились Филиппу. Монах Илидор кивнул на крылечко.
— Прошу за мной, государи, — прошелестел он.
Воеводы пошли за монахом.
— Приехали… — тускло сказал Шуйский.
Филипп задержал Колычева:
— Постой, Ванюша.
Колычев остановился, глядя в землю. Филипп переждал, пока за воеводами закроется дверь. Он понимал, что племянник сейчас взбесится, но всё равно должен был задать этот вопрос. В том, что Иван не соврёт, Филипп не сомневался.
— Спрошу тебя… Скажи, за вами точно измены нет?
Колычев яростно посмотрел Филиппу в лицо.
— Ты, дядя, при царском столе совсем правое с левым перепутал! — едва сдерживаясь, прорычал он.
— Прости. — Филипп с облегчением похлопал Колычева по плечу. — Пойдём в дом.
Но Колычев крутил головой, что-то отыскивая взглядом.
— Погоди, — остановил он Филиппа. — Ещё девчонка со мной была… Куда она провалилась?
Филипп тоже огляделся. Тын и закрытые ворота, амбары и службы, поленницы и пустые телеги, крыльцо и луна над крышей…
— Кроме сада, отсюда сбежать некуда, — сказал Филипп.
Филипп и Колычев шли по лунному яблоневому саду, заглядывая в тень под деревьями. Над ними качались белые шары яблок.
— Она как зверок, везде уснуть может, — пояснил Колычев и тихонько позвал: — Маша!..
— Невеста, что ли, твоя? — с недоумением спросил Филипп.
— Какая невеста… Блаженная. Она всех нас от ляхов спасла.
Колычев сорвал яблоко, откусил и сплюнул — кислое ещё.
— Я хотел, чтоб ты её при монастыре каком поселил, — сказал он и с вызовом добавил: — Или тебе это не по чину?
— Как ты в отроках, Ванька, дерзил, так и не поменялся, — в сердцах ответил Филипп.
— Зато ты поменялся, — со злой издёвкой похвалил Филиппа Колычев. — Принюхался к подмышкам у Малюты? Правда — кровью несёт, но глаза не режет?
Филипп не обиделся. Он понимал, что после гибели семьи Ваня будет непримирим. Да и самого Филиппа многое драло против шерсти.
— Тяжело мне здесь, Ванька, — сердито сказал Филипп. — Плачу я о покое на Соловках своих. Не знаю, что Москва со мной делает. — Он задумался и с опаской закончил: — Душу бы не погубить.
— А зачем сюда приехал? — презрительно скривился Колычев, дёрнув плечом. — Это в моём поле всех за версту видно, а здесь за каждым углом свой чёрт.
— Вот я и хочу бесов от людей отогнать, — спокойно и твёрдо ответил Филипп. — Не все же кромешники.
— На троне и одного такого хватит, — непримиримо, но так же спокойно нроизнёс Иван Колычев. — И при нём мне лучше на границе быть, а тебе на Соловках.
Они остановились. За побелённым стволом яблони в траве спала Маша. Под голову она положила икону Богородицы.
— Вот она, — сочувственно вздохнул Колычев.
— Батюшки! — охнул Филипп, присаживаясь на корточки. — Да я же её знаю! Сам же её у кромешников из зубов вырвал!.. — Он тихонько покачал Машу за плечо. — Машенька!..
Маша проснулась, бестревожно посмотрела на Филиппа и Колычева и села, положив икону себе на колени.
— Здравствуй, дядя Филипп, — сказала она и зевнула.
— Как же ты от меня сбежала, Машенька? — укоризненно спросил Филипп и снизу вверх глянул на Колычева. — Вот ведь чудо, а, Ванька? Снова она!
— Это матушка Богородица меня поводила да к тебе вернула, — важно объяснила Маша. — Она мне говорила, что ты добрый.
Глава 15
ДОНОС
Солнечным утром на малом крылечке Опричного дворца опричник Федька Басманов и царица Мария Темрюковна состязались в стрельбе из самострелов по воронам. Федька и царица были почти ровесники, а
