чувствовать себя здесь чужаком, вторгшимся на запретную территорию. Ибо местные завсегдатаи образуют нечто вроде закрытого клуба, заседающего под ветвями невидимой яблони. Надо ли говорить, что они противопоставляют себя невежественным любителям пива и еще более варварским поклонникам виски.
На улице уже стемнело. Миновав неосвещенный переулок, мы с моим приятелем подходим к дверям дома.
— Вот и пришли, — шепчет он. — Иди за мной и, когда тебя спросят, что будешь пить — «сладкий» или «терпкий», отвечай «терпкий». А иначе они сразу догадаются, что ты не из нашей компании.
Он отворил дверь, и мы очутились в удивительном помещении. Глядя на многочисленные фарфоровые кружки, вполне можно подумать, что мы находимся в одном из деревенских домов Херефорда или Сомерсетшира. В огромном камине со старомодной чугунной решеткой ярко пылает огонь. Над широкой каминной полкой висит старинное охотничье ружье. Рядом с ним медная табличка с выгравированной надписью «Дом, милый дом». На стенной консоли установлена оленья голова, на роскошных рогах покоится солидная дубинка.
— Это так называемая «палка-выбивалка», — шепотом сообщает приятель. — Подарок одного из клиентов, он привез ее то ли из Индии, то ли с Цейлона. Здорово помогает разрешать споры с неплательщиками!
По периметру комнаты расставлены дубовые столы. За ними на простых деревянных скамьях расположились члены клуба — любители сидра. Компания здесь собралась самая разношерстная: рядом с преуспевающими коммерсантами сидят простые рабочие, среди них я заметил мужчину в железнодорожной форме. Каждый из них держит в руке большую фарфоровую кружку. По засыпанному свежими опилками полу расхаживает девушка в переднике, она заменяет пустые кружки полными.
— Это все постоянные посетители, — поясняет мне приятель. — Они приходят сюда каждый вечер. Вон тот крупный седой мужчина — фермер из Херефорда. А тот, что беседует с железнодорожником, бывший член городского совета. И все они — бедные и богатые — ценители сидра. Здесь нет случайных людей, все хорошо знают друг друга…
В комнате царит непривычно спокойная, задушевная атмосфера, столь разительно отличающаяся от обстановки в обычных пивных барах. А все потому что любитель сидра — это, как правило, уравновешенный, склонный к размышлениям человек. Всем видам шумных развлечений он предпочитает возможность тихо посидеть у огня, потягивая любимый напиток и грея ноги на каминной решетке. Все это настолько напоминало патриархальный дух старой Англии, что я бы, пожалуй, не удивился, если б в комнату прямо сейчас вошел сквайр в розовом сюртуке и в заляпанных лесной грязью белых рейтузах.
Прислуживавшая в зале девушка распахнула стеклянную дверь, за которой обнаружилось еще одно крохотное помещение. Там сидела компания из четырех мужчин и четырех женщин, которые распивали не разливной, а бутылочный сидр. Одна из дам смеялась счастливым, возбужденным смехом.
— Это самая лучшая выпивка! — прокомментировал мой приятель. — Сидр урожая 1915 года! Цена немаленькая — три шиллинга за бутылку, но оно того стоит. По вкусу почти не отличается от шампанского и действует точно так же! Во время войны наши перекупщики в большом количестве экспортировали его в Америку, снабдив этикетками шампанского. Лично я большого греха в том не вижу! Готов поспорить: девять из десяти женщин будут уверены, что их угощают шампанским.
Время от времени в комнате появляются новые лица. Они молча раскланиваются с присутствующими и проходят на привычные места. Тут же, как по волшебству, в их руках образуются заветные фарфоровые кружки.
Мой друг познакомил меня с мистером Дэвидом Смитом, владельцем сидровой лавки. Он оказался пожилым мужчиной в белом переднике, не отличавшимся излишней разговорчивостью. Насколько я понял, он родился в стенах этого дома, и уже тогда, свыше семидесяти лет назад, лавка считалась довольно древним заведением. Мистер Смит не пожелал сообщать мне какую-либо информацию. Заявил, что не хочет большого наплыва посторонних посетителей. В этом вопросе он проявил непреклонную твердость.
— Понимаете, — объяснил он, — здесь не так уж много места. Если вы напишите о нас в своей книжке, то многие люди непременно захотят прийти и увидеть собственными глазами. А нам это ни к чему! Нас вполне устраивает нынешнее положение вещей. Мы, как говорится, предпочитаем держать свет под спудом. Наши постоянные посетители приходят сюда каждый вечер, чтобы хоть немного отдохнуть от своего ревматизма. И я не хочу, чтобы рядом с ними толкались бездарные выпивохи, которые не отличают обычного пива от благородного сидра. Нет уж, благодарю покорно…
Выйдя наружу, я еще раз оглянулся и посмотрел на неприметную лавку. Ей-богу, человек может годами ходить мимо, не догадываясь, что скрывается за старыми, обшарпанными стенами. Как правило, подобные места составляют сокровенную тайну. Они есть во всех больших городах — маленькие, изолированные заповедники старины, не подвластные течению времени. Город вокруг них растет, меняется, взрослеет, а эти заповедные уголки продолжают жить собственной, особой жизнью. Им нет дела до происходящих перемен, они не собираются под них подстраиваться. Они вполне довольны собой и своим существованием, неизменным на протяжении веков.
Вот так и получается, что в самом центре крупного индустриального города вы порой обнаруживаете маленькую и уютную деревенскую кухню.
Современные критики утверждают, будто произведения Чарльз Диккенса страдают излишними преувеличениями. Я с этом не согласен. Писатель жил в мире, в котором и слыхом не слыхивали о стандартизации вещей и людей. То, что ныне мы воспринимаем как эксцентричность, в те времена считалось нормальным выражением человеческой натуры. Девятнадцатый век не страдал излишней застенчивостью, и человек тогда не боялся быть самим собой. Сегодня же даже в самых отдаленных деревнях ощущается воздействие внешних факторов, которые стремятся подавить человеческую индивидуальность и все многообразие характеров свести к общему знаменателю. Однако время от времени вы обнаруживаете (причем, казалось бы, в самых неподходящих местах) остатки прошлого — последних представителей мира Диккенса…
Такой счастливой находкой для меня оказался старый дом на Мур-стрит, одной из улиц Бирмингема. Дом этот построен в 1744 году, и с тех пор он практически не изменился. Я глаз не мог отвести от очаровательной георгианской лестницы. Перила ее были до блеска отполированы руками и локтями многочисленных джентльменов, которые приезжали сюда в каретах и затем, нагруженные дорожными саквояжами, ощупью поднимались на второй этаж, в отведенные им спальни. Здание это еще в эпоху Георга II служило гостиницей для приезжих коммерсантов, в таковом качестве оно сохраняется и поныне. Слава о нем идет по всей Англии, все коммивояжеры единодушно сходятся на том, что это одно из самых интересных и своеобразных заведений подобного рода.
Если вы явитесь сюда в прямо с улицы, без надлежащих рекомендаций, то вас прежде всего проводят в особую комнату на втором этаже. Там вы увидите седобородого старика в сером (под цвет коротко стриженной бороды!) котелке. Он оглядит вас с ног до головы сквозь свои очки в позолоченной оправе и произнесет тем неприязненно-скрипучим голосом, который часто маскирует добрейшее сердце:
— Ну, сознавайтесь: и откуда черт принес вас, молодой человек? Вы, как я погляжу, совсем новичок в нашем деле (тут старик проявляет безошибочную интуицию).
Затем — если ему не слишком понравится ваш внешний вид — старик либо прямо пошлет вас к черту, либо прокричит:
— Сара! Эй, Сара? У нас вроде все занято?
Предполагаемый утвердительный ответ невидимой Сары означает, что вам отказано в доверии. Завершающую точку в этой сцене вашего унижения поставит толстый силихем-терьер по имени Пэт, который басовито гавкнет вам вслед.
Гостиница «Старый Джон» недаром славится по всей Англии — она является воплощением независимости! Двери других заведений открыты для всех подряд, и в результате отель превращается в безликий переполненный улей, где порядочный человек вынужден ночевать по соседству с преступником и подонком. «Старый Джон» пускает к себе на порог только тех, кого знает, или кому повезло понравиться хозяину.
Те из бирмингемцев, кто вырос вместе с грубоватым «Джоном», приходят сюда каждый день и
