кадры, языческие ритуалы выглядели бы потрясающе на этом мрачном крошечном острове, как бы оторванном от мира. Они высадились на берег, чтобы оглядеться, но Лоренс и Кирстен понимали, что невозможно и даже опасно тащить сюда съемочную группу, актеров, оборудование и реквизит. Помимо риска свалиться в кишащее рептилиями болото, здесь были и другие опасности: змеи, кабаны.
— Жаль, — сказала Кирстен, когда они с Лоренсом, оторвавшись от группы, побрели к полуразвалившейся хижине в гуще деревьев, — мы могли бы использовать это не только при съемке ритуалов, но и в эпизоде убийства.
Лоренс улыбнулся.
— Я тоже об этом подумал.
Они обошли хижину и стояли, глядя на неподвижные, словно заколдованные деревья и густой подлесок.
— Кажется, будто мы на краю света, правда? — прошептала Кирстен, внезапно вздрогнув.
Лоренс рассмеялся. Однако Кирстен видела, что он смотрит куда-то вперед, решительно выдвинув подбородок. Так бывало, когда он сердился. Вдруг он сказал:
— Я хочу тебя, Кирстен. Я очень хочу тебя, и ты это знаешь.
Кирстен замерла, но эти слова вызвали у нее не радость, а гнев.
— Ты думаешь, что после этих слов все образуется? Считаешь, что это оправдывает твое поведение со мной?
— Нет, — сказал он. — Это, конечно, моя проблема. Но ты должна знать: какие бы отношения ни установились у тебя с Томом, они касаются только тебя и Тома.
— Дело не в Томе, — возразила она, — а в его отце.
— Я просто хотел сказать, что мне следует кое в чем разобраться, но пойми, Кирстен, ты сводишь меня с ума!
— Так что же, по-твоему, мне сделать — умереть?
У него потемнели глаза.
— Почему, черт возьми, с тобой так трудно говорить? — пробормотал он.
— Неужели я должна броситься к твоим ногам и сказать: возьми меня, Лоренс? Пожалуйста, Лоренс, делай со мной все, что хочешь?
Она хотела уйти, но он схватил ее за руку и повернул лицом к себе.
— Мы еще не закончили разговор, — грубо сказал он. — Может, сейчас не время, но мы сделаем это, как только вернемся.
— У меня другие планы.
— Отложи их, — процедил он сквозь зубы и, отпустив Кирстен, пошел к лодке.
Кирстен снова уселась на скамье между Джейком и Лоренсом. Ее чувства вышли из-под контроля, и Кирстен так злилась на Лоренса, что этого нельзя было не заметить. Да как же он смеет так обращаться с ней? Будто стоит ему поманить ее пальцем и она тут же прибежит к нему? Да, прикоснувшись к нему, она почувствовала острое желание, которое обожгло ее, как пламя. Да, ей хотелось отдаться ему, но теперь она перетерпит любые муки, но не уступит!
Час спустя они вошли в вестибюль отеля и направились к конторке, чтобы получить ключи от номеров.
— Пожалуйста, зайди ко мне в номер, — попросил Лоренс и тут же отвернулся, заметив бешенство в ее глазах. Он знал, что она не устроит публичной сцены.
Они поднимались в лифте вместе с другими членами съемочной группы. Кирстен чувствовала смущение Джейка. Он что-то сказал ей, но она не слышала его и отвернулась, не желая продолжать разговор. На третьем этаже из лифта вышли все, кроме Кирстен и Лоренса. Дверь снова закрылась, и они молча поднялись до четвертого этажа. Лифт остановился, и Лоренс пропустил Кирстен вперед.
Только оказавшись в гостиной его номера, Кирстен предупредила:
— Если ты думаешь, что сможешь хоть пальцем тронуть меня, так…
— Джейн, прошу тебя, погуляй с Томом, — спокойно сказал Лоренс, и Кирстен только тут заметила изумленные глаза Джейн и Тома, глядевшие на нее из уголка гостиной.
Кирстен отвела глаза, когда Джейн, взяв Тома за руку, увела его из комнаты.
— Постарайся никогда не повышать на меня голос в присутствии Тома, — попросил Лоренс, когда за ними закрылась дверь.
— Я не знала, что он здесь, — ответила Кирстен.
— Понимаю. — Он подошел к большому, выложенному кирпичом камину. — Так чем ты угрожала, если я трону тебя…
— Не говори со мной так, — процедила она сквозь зубы, — это бесит меня.
— Каким же тоном мне говорить с тобой?
— Никаким. Я хочу уйти.
Лоренс внимательно посмотрел на нее, понимая, что если у него осталась хоть капля здравого смысла, он должен сейчас же ее отпустить. Но она была так красива, так пыталась скрыть свое смятение, что его желание сжать ее в своих объятиях стало невыносимым. Нет, это было бы безумием, он не остановится на этом…
— Хорошо, иди, — сказал он.
Кирстен удивилась и, подозревая какой-то подвох, внимательно посмотрела на него.
— Ладно, — сказала она и направилась к двери, но вдруг обернулась. — Кажется, ты собирался поговорить?
Несмотря на напряженность ситуации, Лоренс улыбнулся.
— Не делай этого! — закричала она.
— Не делать чего?
— Не улыбайся так. Я говорю серьезно, Лоренс.
— Я тоже. Ты хочешь уйти, и я тебя не задерживаю.
Она недоверчиво взглянула на него, а улыбка Лоренса расплылась еще шире.
— Ты думаешь, что стоит тебе улыбнуться этой своей дурацкой ухмылкой, как я сразу же начну срывать с себя одежду, а? — спросила она.
Он поднял брови.
— Так вот о чем ты думаешь, когда я тебе улыбаюсь?
— Лоренс, прошу тебя…
— Просишь?
— Да.
— Так что же нам с этим делить?
— С чем?
— С твоим желанием сорвать с себя одежду.
— Лоренс! — закричала она и, злясь на себя, чуть не рассмеялась. — Послушай, ведь это ты потребовал, чтобы я
Оторвав от нее взгляд, Лоренс отвернулся и посмотрел в окно. Он понимал, что не выдержит и поддастся желанию, неудержимо нараставшему в нем. Он старался не думать о ее губах, о ее прекрасной груди, но это было выше его сил. Он почти физически ощущал разгоряченные бедра, шелковистую кожу длинных ног, зажигающих его, как ничто другое. Он даже чувствовал вкус ее губ и пламя охватило его. Как, черт возьми, ей удавалось проделывать с ним такое? Она не касалась его, а он весь горел от желания! Это не что иное, как вожделение, а единственная возможность побороть вожделение — уступить ему. Всего один раз, а потом он возьмет себя в руки. Но в глубине души он сознавал, что рассчитывать на это — безумие, ибо, уступив желанию один раз, он захочет повторить это снова и снова. Повернувшись и взглянув на Кирстен, Лоренс заметил, как ее напрягшиеся соски выпирают из-под блузки, и он понял, что доводы разума бессильны.
Он направился к ней. Кирстен застыла, словно завороженная его силой. Она так остро ощущала ее, что боялась пошевелиться. Ей было трудно дышать, а жар между ног так усилился, что она горела от желания.
— Негодяй, — запинаясь, сказала она. — Ах ты, негодяй… — но он не дал ей договорить, крепко
