Взяв бокал, Кирстен почувствовала, что у нее подгибаются колени. Вдруг он поднял пальцем ее подбородок, и посмотрел ей в глаза и сказал:
— Счастливого Рождества!
— Счастливого Рождества, — прошептала она.
Они выпили, и Лоренс, обернувшись, заметил, что в камине погас огонь.
— Думаю, надо его снова разжечь, — сказал он.
Кирстен наблюдала, как он разжигает камин. Движения его были точными и быстрыми, хотя он все еще не снял свое тяжелое пальто. Может, предложить ему раздеться?
— Лоренс?
— Мм-м?
— Лоренс, я не понимаю… Почему ты здесь?
— Чтобы вручить тебе рождественский подарок, — сказал он так, словно Кирстен знала об этом заранее. Лоренс возился с камином, пока не разгорелось веселое пламя, затем, поднявшись на ноги, сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда конверт.
Кирстен взяла конверт, внимательно наблюдая за Лоренсом и удивляясь, почему он так оживлен. Пока она вскрывала конверт, он снял пальто и бросил его на кресло.
Кирстен читала бумагу, а Лоренс следил за ее реакцией.
Наконец, Кирстен подняла глаза. Она улыбалась, но ее губы дрожали.
— Поздравляю, я искренне рада за тебя. Я же говорила, что ты это получишь, если я исчезну со сцены.
— Я получил это, — сказал Лоренс, взяв у нее документы страховой компании и бросив на стол, — не сказав им, что ты ушла. Так что теперь будь добра, сделай мне рождественский подарок и забери назад свое заявление об уходе.
Кирстен долго смотрела на него, потом уставилась на огонь, будто подыскивая слова. Он ждал, но Кирстен все молчала. Лоренс коснулся ее руки.
Кирстен отдернула руку.
— Нет, — сказала она. — Я не могу. Ты не понимаешь, Лоренс, я не могу продолжать…
— Дорогая…
Она зажмурила глаза.
— Лоренс, не называй меня так. Мы же договорились, что наши отношения будут чисто деловыми. Правда, нам это не удалось, но разве ты не видишь, что я не могу вернуться при сложившихся обстоятельствах? Ты пугаешь меня, Лоренс, и заставляешь меня страдать. Как бы мне ни хотелось продолжать работу над фильмом…
Он сделал движение, чтобы обнять ее, но она отстранилась.
— Нет, Лоренс. Я знаю, что ты хочешь сказать, но ведь ты снова бросишь меня, не сомневаюсь, но мне уже этого не вынести.
— Кирсти, послушай меня…
Она посмотрела ему в глаза.
— Я люблю тебя, Лоренс. Я так тебя хочу, что ты и представить себе этого не можешь. Но я не могу больше верить тебе. Нет, Лоренс, не прикасайся ко мне! Лоренс! — закричала она, когда он притянул ее к себе и заключил в объятия.
— Позволь мне хотя бы объясниться, — попросил он, — а потом, если прикажешь мне убраться, я уйду и больше никогда не попытаюсь увидеться с тобой.
Кирстен презирала себя за то, что слабеет в его объятиях, но его прикосновение сломило ее решимость: у нее возникла неодолимая потребность поддаться искушению. И все же она оттолкнула его и отодвинулась на другой конец дивана.
— Я выслушаю тебя, — сказала она, — но только не прикасайся ко мне. Оставайся там, где сидишь… Лоренс! — воскликнула она, когда он двинулся к ней.
Рассмеявшись, он поднял руки вверх.
— Сдаюсь, — сказал он. — Я прирос к этому месту. А теперь, не выключишь ли телевизор?
Она с подозрением посмотрела на него, потом отвела руку назад и нашла на ощупь на каминной доске пульт дистанционного управления. Комната погрузилась в тишину, и Кирстен, решив, что в комнате, освещенной лишь настольной лампой да пламенем камина, слишком интимная обстановка, решительно направилась к двери и включила люстру.
Лоренс все еще улыбался, но когда Кирстен обернулась к нему, он заметил недоверие в ее глазах и смущенно потер рукой подбородок.
Кирстен стояла возле двери. Ей отчаянно хотелось кинуться в его объятия, но он столько раз предавал ее, что она не хотела рисковать.
— Черт возьми, даже не знаю, с чего начать, — сказал Лоренс.
Кирстен молчала.
Он вздохнул.
— Будь я проклят, Кирсти, неужели мы не можем поговорить сидя?
Она жестом предложила ему сесть на диван, но сама не двинулась с места.
— Наверное, я должен рассказать тебе об Анне, — он уселся на мягкие диванные подушки.
Кирстен молчала.
— Я не был влюблен в нее, — начал он. — Она мне даже не очень нравилась, но так приставала ко мне… Пропади все пропадом, я спал с ней, желая доказать себе, что мне просто нужна женщина. Любая. Что я не схожу по тебе с ума, а просто хочу удовлетворить физиологическую потребность. Кажется, я понимал, что все еще люблю тебя, но не хотел себе признаться в этом. Если бы я это сделал, мне пришлось бы признать все мои ошибки, а у меня не хватало на это мужества.
— Когда ты спал с ней в первый раз? — спросила Кирстен.
— В первую же ночь в Новом Орлеане. Я поселился в том же номере, где мы с тобой занимались любовью. Господи, я не мог избавиться от воспоминаний о тебе. Я просто обезумел от желания… Изо дня в день встречаться с тобой…
— Не лги! — крикнула она.
— Я не лгу, клянусь тебе, это была пытка. И не уверяй меня, что ты этого не замечала, Кирсти. Ты уж, конечно, понимала, каково мне ежедневно видеть тебя! Да я с трудом сдерживался, руки так и тянулись к тебе. Так вот, я пытался убедить себя, что мне нужен только секс, тогда как на самом деле я с ума сходил по тебе, Кирсти. Я был словно одержим тобой. Помнишь, как мы с тобой когда-то решили, что мы — частички друг друга. Я по-прежнему так считаю. Занимаясь сексом с Анной, я мысленно был с тобой. Занимаясь любовью с Пиппой, я тоже думал о тебе. Мысль о тебе никогда не покидала меня. Я хотел забыть тебя, Кирстен, убеждал себя, что хочу этого. Черт возьми, мне трудно было смириться с тем, что ты имеешь такую власть надо мной. Я возненавидел тебя за это. Меня это жутко бесило, и я едва понимал, что со мной происходит. С тех пор, как мы порвали, вся моя жизнь безобразно запуталась. Мой неудачный брак, моя карьера…
— Но ведь это ты бросил меня, Лоренс! — воскликнула Кирстен. — У тебя был выбор, ты мог остаться, но ты ушел. Ты отвернулся от меня…
— Ты и не представляешь, как я ненавидел себя за это. Я знаю, тебя нельзя винить за то, что ты сделала с ребенком, это я во всем виноват. Я так гнусно поступил с тобой и ты просто не понимала, что делаешь. Теперь я осознал это, но из-за моей проклятой гордыни я не мог признать свою вину. Я считал, что ты как злой рок будешь преследовать меня до самой смерти. И все из-за того, что я чувствовал вину перед тобой. Мне, черт возьми, потребовалось немало времени, чтобы понять это, но я продолжал казнить себя за то, что предал тебя. После твоего возвращения в Англию я без конца внушал себе, что у меня не осталось к тебе никаких чувств. Пять лет я лгал себе, а последний год был сущим кошмаром. Я запрещал себе думать о том, какую боль тебе причиняю. Но однажды взглянул на тебя и все понял. Ты себе не представляешь, каково мне было увидеть страдание в твоих глазах и понять, что в этом виновен я. А потом я думал лишь о том, как сильно хочу тебя, и мечтал исправить зло, которое тебе причинил. Кажется, именно тогда я признался себе, что все еще люблю тебя.
К тому времени я уже совершил ошибку с Анной. Ведь еще до того, как сблизиться с ней, я знал, что
