рождения! - громко подтвердил вейнгар, откидывая с крошеного личика пеленательную ткань.
Малыш, потревоженный неумелыми движениями умиленного деда, открыл глаза, и правящий вейнгар заглянул в насыщенную синеву, подобную которой никогда не видел - синеву полуденного летнего неба, сосредоточенную в любознательном взгляде младенца.
- Мой внук, - повторил Кэмарн. - Наше спасение.
- Наш сын! - вторя его словам, раздалось с кровати, на которой новоявленная мать глотала слезы.
Сын ворвался в комнату осунувшегося, но счастливого вейнгара спустя два часа после рассвета. Кэмарн стоял у окна и любовался, как утренний, еще несмелый диск Гардэрна золотит воды Дивейского моря. Сарин, принесший завтрак своему господину, вздрогнул и выронил крышку сахарницы от злобного шипения, сорвавшегося с уст молодого человека.
- Как ты мог?! - Матерн не кричал, но скулы его были сведены, а на лице застыла маска ярости.
- Что мог?
- Признать это?
- Тарген мой внук и наследник в той же степени, что и ты, - абсолютно спокойно ответил Кэмарн, пристально смотря на сына.
Тот презрительно скривил губы. Лицо мужчины заалело от переполняющего его гнева. Руки сжались в кулаки, и слуге на мгновенье показалось, что мальчик собирается броситься на отца. Сарин напрягся, в случае необходимости готовый принять удар на себя.
В отличие от преданного слуги и друга, Кэмарн не удивился демонстрации сыновнего неудовольствия. Он был готов к ней, ведь отпрыск уже несколько месяцев - с возвращения Лурасы - пребывал в расстроенных чувствах, сперва недовольный пренебрежением отца к собственной персоне, затем - безоговорочным приятием внебрачного ребенка сестры.
Изначально, когда Раса пропала, а Милуани отправилась в Эргастению, Матерн лелеял надежду, что отец спрятал младшую дочь от карателей. Он вполне мог это сделать, учитывая искреннюю любовь родителя к Лурасе, о которой осведомлены все домочадцы. И пусть Кэмарн ни разу не ответил согласием на наводящие вопросы сына, он предпочитал думать именно так.
Возвращение сестры ровно через год с момента исчезновения, навело Матерна на мысль, что он ошибался, а проявившая вскоре беременность - лишила последних иллюзий. Давнишний разговор об откупе всплыл у него в голове и уже не покидал до самых родов, заставляя молодого человека нервничать и тревожиться. Как оказалось, не зря.
Пока сестра бледнела и распухала, вынашивая ребенка, сын пытался воздействовать на отца, чтобы поторопить собственное признание единственным приемником, но Кэмарн каждый раз откладывал обряд. Это раздражало, лишая покоя.
А сейчас, узнав о провозглашении новорожденного одним из возможных наследников, Матерн был взбешен.
- Внук? Какой внук?! - вскричал мужчина, побагровев еще больше. - Это непонятное отродье неизвестно от кого появившееся на свет не может быть твоим внуком! Ты на него смотрел? Он же… - захлебнувшись собственным гневом, Матерн не договорил.
- Видел, и принял его. Повторяю еще раз. Тарген мой внук, сын моей дочери и твой племянник. Тебе придется смириться с этим, Матерн!
Кэмарн все также голоса не повышал, несмотря на то, что Матерн провоцировал его. Он лишь только сделал ударение на имени, взывая к сыновнему достоинству. Вейнгар не хотел ссориться с собственным ребенком. Мужчина надеялся, что мальчик поймет его и, в итоге, согласится с принятым решением. В глубине души он верил в то, что сын перешагнет через личные амбиции во благо всего народа. Лураса же смогла!
- Я, как правящий вейнгар, решил так, и это мое право. Ты обязан подчиниться! - Кэмарн опередил сына, собирающегося продолжить спор. - Тарген член нашей семьи. На этом все!
- Твоей семьи, но не моей! - прорычал Матерн прежде, чем выскочить из комнаты.
Дверь с грохотом захлопнулась за ним, но мужчины успели услышать, как молодой человек сыпет проклятьями на головы стражников, нечаянно преградивших ему дорогу.
- Он смирится, - сказал Сарин, чтобы успокоить своего господина.
- Я надеюсь, - ответил Кэмарн, расстроено качая головой.
Сейчас уверенности в этом он не ощущал.
- Так будет лучше для всех, - чуть слышно добавил вейнгар. - В первую очередь для него самого.
Лутарг выдохнул, когда дверь в комнату закрылась за хозяином постоялого двора. Первым делом повязка слетела с глаз, и молодой человек требовательно посмотрел на Сарина.
- Хорошо все. Ужин, вода - все будет. Вот только…
Старик посмотрел на Литу, присевшую на стул и распутывающую затянувшиеся завязки плаща.
- Вниз спустимся, - поспешно отвернувшись, ответил Лутарг.
Как бы девушка сейчас не выглядела - грязной, мокрой, усталой, воображение тут же нарисовало ему вид обнаженных ног и обтянутых серебристой тканью бедер. Если бы это помогло, Лутарг бы ударил себя и Сарина за одно, чтобы не касался задремавшего желания. Он и так слишком часто отпускал привязь собственных фантазий, чтобы позволить чужим напоминаниям подстегивать их.
- Я быстро, - пробормотала Литаурэль, справившись с плащом. - И вам не обязательно уходить, ширма есть.
Она указала на деревянную раму в углу, на которую была натянула серо-желтая ткань, призванная служить укрытием от нескромных глаз. Ее предложение и открытый взгляд стали для Лутарга дробящим ударом кирки, врезавшейся в каменную плоть. Тело среагировало мгновенно. Кровь забурлила требованием, а ноющая боль в паху - желанием. Мужчина мысленно выругался, пряча глаза.
- Мы оставим тебя, - хрипло выдавил он, с чрезмерным усердием накинувшись на узелок возле горла.
- Как скажешь, - пробормотала Литаурэль, не понимая причину его напряженности.
- Без нас из комнаты не выходи, - предостерег девушку Лутарг, заставив себя переключиться с притягательных картинок, рожденных ее предложением. - Заодно раздобудем тебе другую одежду, - закончил молодой человек, все также не глядя на юную спутницу.
- И на счет лошадей узнаем, - предположил Сарин, сдерживая улыбку.
Еще в Шисгарской крепости он заметил искры взаимного притяжения, вспыхивающие между молодыми людьми. Иногда они были настолько яркими, что слепили старика, возвращая в дни давно минувшей юности, окрашенной жаркими стремлениями и жаждой женского тела.
Сарин по себе знал, что в случае, подобном их, сопротивление не может быть долгим. Невозможно бесконечно сдерживать себя, избегая прикосновений и взглядов, когда тело бунтует и требует единения.
'Вопрос времени', - думал старик, занимаясь собственной одеждой. И ему казалось, что ждать осталось недолго.
Робкий стук заставил их всех отвлечься от дум и обратиться в сторону вошедшего. Лутарг, занятый борьбой с самим собой, забыл, что стоит без повязки и устремил взгляд на дверь.
Парнишка вкатил в комнату пустую деревянную бадью и, пристроив ее возле ширмы, оглядел находящихся в комнате. Когда его взгляд остановился на Лутарге, рот паренька приоткрылся в немом крике, в глазах загорелся страх, а тело напряглось, готовое рвануть к выходу, вот только Сарин оказался у него на пути, вынуждая остаться на месте.
- Я… я не… не делал так… - принялся лепетать он, прячась за принесенной бадьей для купания.
Сперва никто из взрослых не сообразил, что случилось с посыльным, а затем в Лутарге шевельнулось узнавание.
- Не ходил к реке? - сурово уточнил он.
- Да… я больше не…
- Рад, что мы поняли друг друга. Уговор помнишь?
