быть, изголодалась.
Я подождал, пока она набьет рот бургером.
— Слушай, Келли, ты ведь, наверное, знаешь, как взрослые девочки красят волосы, стригутся, ну и всякое такое? Можешь попробовать.
Она выслушала это без особого интереса.
— Как думаешь — темно-каштановый?
Келли пожала плечами.
Я хотел покончить с этим, пока до нее окончательно не дойдет, что происходит. Когда она управилась с горячим яблочным пирогом, я без промедления отвел ее в ванную и заставил снять рубашку. Проверив температуру воды, я наклонил ее над ванной, быстро смочил волосы, затем вытер их полотенцем и расчесал. Потом, как бог на душу положит, принялся орудовать триммером. С большим запозданием я понял, что он, скорее всего, предназначен для стрижки бород; в общем, когда я закончил, волосы Келли выглядели хуже не придумаешь. Чем больше я старался исправить свои ошибки, тем короче они становились. Скоро они уже не доставали до воротника.
Когда я изучал флакон красителя, стараясь разобраться в инструкции, Келли спросила:
— Ник?
Я все еще продолжал читать наклейку на флаконе и надеялся, что не превращу ее волосы в рыжий гриб-дождевик.
— Что?
— Ты знаешь людей, которые гнались за тобой?
Это мне бы следовало задавать вопросы.
— Нет, Келли, не знаю, но выясню.
Я задумался над этим и поставил флакон с красителем. Я стоял за спиной у Келли, и мы оба смотрели друг на друга в зеркало. Краснота сошла у нее с глаз. От этого мои собственные еще больше потемнели и выглядели вконец уставшими. Наконец я спросил:
— Келли, почему ты забралась в тайник?
Она не ответила. Я заметил, что она придирчиво разглядывает результаты моей парикмахерской деятельности.
— Папа крикнул: «Диснейленд»?
— Нет.
— Тогда почему ты спряталась?
Понемногу это начало меня доставать. Надо было чем-то заняться. Я снова взял флакон с краской.
— Из-за шума.
Я начал втирать краску.
— Какого шума?
Келли посмотрела на меня в зеркало.
— Я была на кухне, но услышала какой-то нехороший шум в гостиной и заглянула.
— И что ты увидела?
— Папа кричал на каких-то мужчин, а они били его.
— Они тебя видели?
— Не знаю, в комнату я не заходила. Я хотела позвать маму, чтобы она пришла и помогла папе.
— И что же ты сделала?
Келли опустила глаза.
— Я не могла помочь им, я слишком маленькая. — Когда она снова подняла глаза, я увидел, что лицо ее залил румянец стыда. Нижняя губа подергивалась. — Я побежала в тайник. Я хотела пойти к маме, но она была наверху с Айдой, а папа все кричал на тех мужчин.
— Побежала в тайник?
— Да.
— И все время оставалась там?
— Да.
— А разве мама не пришла и не позвала тебя?
— Нет. Это ты позвал.
— Значит, ты не видела маму и Айду?
— Нет.
Перед глазами у меня мелькнул образ убитых.
Я обнял девочку, она всхлипывала.
— Келли, ты все равно не помогла бы папе. Те мужчины были слишком большие и сильные. Даже я, наверно, не смог бы ему помочь, хоть я уже и взрослый. Не твоя вина, что папу ранили. Но с ним все хорошо, и он хочет, чтобы я приглядел за тобой, пока он не поправится. Маме и Айде пришлось поехать с папой. Они просто не успели взять тебя.
Я дал ей всплакнуть, потом спросил:
— Ты видела раньше кого-нибудь из мужчин, которые гнались за нами сегодня?
Она покачала головой.
— Мужчины, которых ты видела у папы, были в костюмах?
— Наверное, но поверх у них были… ну, такие халаты.
Я догадался, что она имеет в виду.
— Вроде того, что надевает папа, когда красит в доме?
Я жестами продемонстрировал, как надевают такие халаты. Келли кивнула.
— Значит, ты хочешь сказать, что они были в костюмах, но поверх надели халаты?
Она снова кивнула.
Я понял. Правильные ребята, настоящие исполнители. Они не хотели запачкать свои костюмчики этой мерзкой красной краской.
Я спросил, сколько было мужчин и как они выглядели. Келли смутилась и явно испугалась. Губа снова начала дрожать.
— Скоро я поеду домой?
Она беззвучно глотала слезы.
— Скоро, очень-очень скоро. Когда папе станет лучше. А пока я буду приглядывать за тобой. Давай, Келли, сделаем тебя похожей на большую девочку.
Я промыл и причесал ей волосы и переодел Келли во все новое.
Она стала внимательно разглядывать себя в зеркале. Новая одежда была ей слишком велика, а волосы — ну, скажем, насчет волос она сомневалась.
Мы стали смотреть «Никельодеон», и в конце концов она уснула. Я лежал, глядя в потолок, изучая все возможные варианты или, вернее, фантазируя, что они у меня есть.
Как насчет Слабака Пата? Он наверняка мог бы помочь, если не превратился в накачанного наркотиками хиппи нового тысячелетия. Но единственный способ связаться с ним был через ресторан, где он ошивался. Судя по тому, что? Пат говорил, он практически жил там. Проблема заключалась в том, что я забыл название ресторана, помнил только, что он находится где-то на холме, на краю Джорджтауна.[32]
Как насчет Эвана? От него было еще меньше пользы, поскольку он продолжал работать в Ольстере, и у меня не было никакой возможности связаться с ним, пока он не вернется в Англию.
Я посмотрел на Келли. Вот так ей придется жить, по крайней мере, еще какое-то время: не раздеваясь, готовой бежать в любой момент. Я укрыл ее одеялом.
Собрав в кучу весь мусор, я выбросил его в корзину, затем убедился, что табличка все еще висит на двери, а кроссовки Келли у нее в карманах. Проверил оба пистолета — Кева, в кармане пиджака, и «ЗИГ» за поясом. Несомненно, история Келли появится во всех завтрашних утренних газетах, но если что, мы всегда готовы тут же отбыть. Я знал свой маршрут отступления и без колебаний прорвусь, если понадобится.
Я достал свою новую одежду и направился в ванную. Побрился, потом разделся и запихнул вещи Кева в корзину для грязного белья, которую я выброшу завтра утром. Долго стоял под горячим душем и мыл
