фургоны ставили кольцом, внутрь которого заводили скот, там же оставляли женщин и домашний скарб. Нет, конечно, эта женщина не принадлежала к народу герулов. Гунлаки тронул поводья, объезжая женщину так, чтобы она оказалась между ним и колонной. Конь шел шагом, и спустя несколько минут Гунлаки заметил, что шея женщины несколько раз обмотана веревкой. Она собирала хинен, вероятно, в пищу погонщику повозки, к которой ее обычно привязывали. Хинен был довольно распространен в этих местах — красивое, яркое растеньице. Оно цвело и давало семена в холодное время года. Зимой лошади охотно искали его, для чего им иногда приходилось разрывать копытами снег. Дикие звери приходили издалека, чтобы найти хинен. Его семена разносились по всей округе, особенно на копытах животных. Герулы и народы, живущие у Лотара, добавляли это растение в пищу. Женщина подняла подол юбки, превратив ее в корзину и складывая туда хинен. Разноцветные растения красиво смотрелись на ткани, их уже было собрано достаточно много. Тогда чего же женщина медлила? Она и так ушла слишком далеко от колонны. Неужели она замыслила побег? Ее икры были весьма аппетитными. Женщина побледнела, заметив Гунлаки. Он уже вытаскивал хлыст из седельной сумки.
Женщина быстро опустилась на колени в холодную траву.
Склонив голову, она освободила конец веревки, обмотанной вокруг шеи, которым ее привязывали к повозке. Не поднимая головы, она протянула веревку Гунлаки. Этим выразительным жестом она предлагала привязать ее к стремени. Гунлаки взглянул на женщину с высоты седла. Ветер теребил ее волосы, хинен рассыпался, и подол юбки опустел.
— Подними голову, — приказал Гунлаки.
Она повиновалась, дрожа и не опуская протянутую руку.
— Ты ушла слишком далеко.
До колонны было не менее пятидесяти ярдов.
— Я собирала хинен, — прошептала женщина.
Гунлаки сжал в кулаке рукоятку хлыста.
— Ты ушла далеко, — повторил он.
— Да, господин.
— Ты хочешь, чтобы я отвел тебя обратно на веревке? — спросил Гунлаки.
— Нет, господин.
— Ты уже научилась называть герулов «господами», — заметил он.
— И всех свободных людей тоже, господин, — добавила она.
— Опусти руку.
Женщина повиновалась.
— Замотай веревку вокруг шеи, как раньше, — приказал Гунлаки. — И собери хинен.
Она наклонилась и быстро подобрала цветы в подол юбки, все еще стоя на коленях. Гунлаки разглядывал ее ноги.
— Вставай и возвращайся к повозке.
— Да, господин.
Отвернувшись от Гунлаки, она заспешила к колонне. Он ехал следом, слева от нее.
Несомненно, она чувствовала, что Гунлаки наблюдает за ней.
— Ты хотела бежать, — сказал Гунлаки.
— Простите, господин.
— Тебе некуда бежать.
— Я не хочу носить клеймо, — потупилась женщина.
— В землях герулов это не обязательно. Думаешь, мы не знаем, кто раб, а кто нет?
Она вздохнула.
— Тебе некуда бежать, — продолжал Гунлаки, — так же, как и женщинам в ошейниках с других планет.
Подойдя к колонне, она остановилась и робко взглянула на Гунлаки.
— Не пытайся бежать, — еще раз напомнил он. — По твоему следу пустят собак.
— Мне страшно…
— Правильно — рабы должны бояться.
Она подняла глаза.
— Ты знаешь, чего надо бояться больше всего? — спросил Гунлаки.
— Нет, господин.
— Того, что не сможешь полностью угодить, — объяснил Гунлаки.
— Да, господин.
— Повернись.
Женщина вздрогнула, когда Гунлаки слегка ударил ее хлыстом по шее, наклонившись с седла.
— Не вздумай снова бежать, — предупредил он.
— Да, господин, — покорно согласилась женщина.
— Вернись к повозке. Надеюсь, тебя не побьют.
Спрятав хлыст, Гунлаки медленно ехал за ней, пока не увидел, что женщина нашла повозку и пересыпала хинен в корзину. Он следил, как женщину привязывают рядом с двумя другими пленницами. Женщина оглянулась, но Гунлаки уже повернул коня и поехал обратно.
Пошел редкий снег. Где-то впереди закричала роженица. Над колонной вились птицы.
— Хо! — воскликнул подъехавший Муджин.
— Я видел тебя с женщиной. Тебе стало получше?
— Я в порядке, — заверил его Гунлаки.
— Я видел, что ты уходил с ней от колонны. Ты хорошо развлекся с ней? Она тебе угодила?
— Я не стал брать ее, — ответил Гунлаки.
— Ты надел на нее свой диск, чтобы прийти вечером? — не отставал Муджин.
— Нет.
— У нее полные ноги, — заметил Муджин. — Я видел. Я сразу узнаю ее, когда встречу в следующий раз. Сегодня вечером я надену на нее свой диск.
Гунлаки пожал плечами.
— Ты не против? — спросил Муджин.
— Нет.
— Как мне взять ее? — размышлял Муджин.
— Как захочешь, — ответил Гунлаки, — она рабыня.
В то время, как уже говорилось, колонна приближалась к горам Баррионуэво. На следующий день, если не подведет погода, воины могли увидеть впереди фестанг Сим-Гьядини.
Вскоре колонна остановилась на ночевку. Ночью родилось несколько младенцев, и всех их выбросили на обочину дороги. Новорожденные вскоре умерли, их трупы сожрали птицы и собаки.
Всю ночь Гунлаки снились сражения, которые происходили весной и в начале лета.
К утру костры затушил снег, и лошади озябли. День начинался, как один из многих в походе, ничем от них не отличаясь.
Гунлаки вспоминал парня, которого убил на заснеженной равнине близ Лотара несколько дней назад. Он вспоминал всадников лесного народа, восхищался ими и тем парнем. Жаль, что такие люди должны умирать, подумал он.
Эти мысли вертелись у Гунлаки в голове, пока он подъезжал к лежащему на обочине в ледяной траве новорожденному ребенку.
Гунлаки уже почти проехал мимо, но вдруг остановил коня и обернулся.
— Пошла прочь! — прикрикнул он на собаку, жадно обнюхивающую крохотного, живого человечка. Гунлаки разглядывал его с высоты седла.
Ребенок был хрупким существом с красноватой кожей; он лежал в окровавленной, примятой траве. В нескольких футах от него проходили колеи, по ним растянулась колонна. Ребенок был перепачкан кровью, к ней примешались грязные брызги от колес проходящих повозок. Гунлаки решил, что ребенок родился несколько минут назад. Собаки еще не тронули его. Вокруг ребенка еще вилась пуповина с мягким кровавым комком последа на конце.
