опасен.
Аброгастес взял правой рукой с подноса три ломтя горячего, жирного мяса.
— Можешь идти, — сказал он рабыне.
— Да, господин, — рабыня поднялась на ноги и быстро сбежала с помоста.
В зале засмеялись.
Отбежав в сторону, рабыня обернулась к Аброгастесу. Она дрожала. Теперь она боялась Аброгастеса даже сильнее, чем когда свирепый зверь был совсем рядом. Женщина каждой частицей своего тела чувствовала, что она живое существо. Она дрожала, колокольчики издавали быстрый перезвон. Мужчины хохотали. Глядя на Аброгастеса, женщина почувствовала нарастающее возбуждение. Он был ее хозяином, она принадлежала ему. Она должна была повиноваться ему — незамедлительно, без вопросов, со всем усердием, всегда и во всем. Она застонала от желания, едва держалась на ногах. Колокольчики зазвенели сильнее, когда она попыталась сохранить равновесие. Женщина боялась упасть. Она никогда не думала, что ее хозяевами будут такие мужчины, как Аброгастес!
— Продолжай прислуживать! — приказал надсмотрщик, награждая ее хлестким и резким ударом пониже спины. Слезы брызнули из глаз рабыни. Она повернулась и поспешила к столу, чтобы вновь наполнить поднос мясом. Они должны позвать ее сегодня ночью, обязательно должны! Неужели они не знают, что она рабыня и вся охвачена желанием! Сжальтесь хоть кто-нибудь, в отчаянии думала она. Пожалейте бедную рабыню, будьте добры к ней!
Аброгастес протянул псу кусок мяса.
Огромная голова осторожно поднялась. Пес аккуратно взял мясо, положил его на помост, прижав лапой, и начал рвать белыми клыками.
Аброгастес почувствовал, как к его сапогу вновь прижалось теплая щека.
— Господин! — прошептал робкий голос. Цепи еле слышно звякнули по деревянному помосту.
Аброгастес взглянул влево.
— Приветствую тебя, крошка Гута, — ухмыльнулся он.
Слева от него лежала хрупкая, обнаженная черноволосая женщина с темными глазами и высокими скулами. Ее сдерживала тяжелая цепь, прикрепленная к кольцу в помосте. Цепь была слишком прочной — она могла бы легко выдержать даже рогатого сорита. И ошейник на шее Гуты был необычно массивным и тяжелым для женщины, с огромным замком. Фигура Гуты заметно улучшилась из-за режима, установленного надсмотрщиками со времени ее пленения на Тенгутаксихай.
— Я голодна, господин, — прошептала она.
— Что? — переспросил Аброгастес.
— Меня не кормили целый день…
— Значит, ты хочешь есть?
— Да, господин.
Она умоляюще смотрела на Аброгастеса. Его лицо исказилось от гнева, и Гута опустила глаза.
Некогда Гута была жрицей, священной девой, прислужницей обрядов тимбри.
Некоторые считали, что именно под ее влиянием Ортог поддался искушению встать на путь мятежа и раскола. Как исторический факт такое толкование кажется излишне упрощенным, если учесть энергию и тщеславие самого Ортога. С другой стороны, не вызывает сомнений то, что предсказания Гуты, ее пророчества и явленные «знаки» сыграли свою роль, распалили тщеславие Ортога и побудили его порвать с дризриаками.
Во время похода на Тенгутаксихай она попала в руки Аброгастеса.
Гуте не удалось подчинить Аброгастеса своему влиянию — такие мужчины редко поддаются на это.
Ее вина, двуличность и лживость стали явными.
На Тенгутаксихай она прокляла своих богов. Только объявив себя рабыней, она ухитрилась избежать смерти, и то, вероятно, временно.
Гута хорошо понимала, что ее жизнь висит на волоске, который держит в руках Аброгастес, считая ее виновной в отступничестве Ортога.
Она страстно желала угодить хозяину — не только для того, чтобы остаться в живых, но и из-за странных ощущений внутри — глубокой беспомощности, незнакомых порывов, настойчивых желаний, усердия и мольбы, возбуждения, которое и теперь мало-помалу нарастало в ней, медленно и неумолимо, как поднимается вода во время прилива.
— Ладно, я, может быть, брошу тебе кусок мяса на пол, — сказал Аброгастес, в руке которого еще оставалось два куска.
Его голос напугал женщину.
— Рабыня была бы благодарна за это, господин, — ответила она.
— Не трогай его руками.
— Да, господин.
— Встань на четвереньки, — приказал он, указывая на помост перед своей скамьей. — Вот сюда.
— Да, господин, — она приподнялась на четвереньки так, что цепь лязгнула по полу, и выступила перед скамьей.
— Ты готова?
— Да, господин.
Он быстро бросил мясо на доски помоста.
Рабыня попыталась наклонить голову, но тут же с воплем отшатнулась. Послышался громкий звон цепи, ворчание, скрежет когтей по дереву. Всего в дюймах от ее головы внезапно оказалась раскрытая чудовищная пасть свирепого пса Аброгастеса.
Оскалив зубы, пес стоял над куском, не сводя глаз с рабыни. Когда она уползла на свое место, слева от скамьи, пес подхватил мясо и унес.
Гута опустилась на колени слева от Аброгастеса, дрожа и задыхаясь.
Аброгастес рассмеялся, забавляясь смущением рабыни.
Те, кто был свидетелями его шутки, тоже взорвались грубым хохотом. К ним присоединялись остальные — те, кому только что объяснили, в чем дело.
Смех звучал все громче. Мужчины постепенно возвращались к еде.
Гута взглянула Аброгастесу в глаза и тут же испуганно опустила голову.
Она знала, что Аброгастес ненавидит ее, но иногда в его глазах она улавливала некое выражение, по-видимому, злившее самого Аброгастеса, которое наполняло Гуту странными чувствами, давало слабую надежду и ощущение возможной силы. Она замечала, что порой Аброгастес смотрит на нее с острым желанием. В таких случаях она пыталась выпрямиться или наоборот, изящно выгнуть тело у его ног, чтобы выглядеть более красивой и соблазнительной. Иногда Аброгастес бил ее или давал пинка.
«Помни о своем ошейнике, грязная сука», — говорил он, и она не осмеливаясь ответить, только опускала голову. Аброгастес уходил, оставив ее стоять на коленях или лежать — брошенную, забытую, полностью осознающую тяжесть своего ошейника. Гута хотела, чтобы он хоть изредка вспоминал о ней. Она знала, что влюблена. Но какой неслыханной дерзостью могло показаться это чувство у простой рабыни! Какой беспомощной делали ее чувства!
— Встань поближе, на колени, милашка Гута, — позвал Аброгастес и стукнул ладонью по краю скамьи.
Она подползла поближе, пока не оказалась совсем рядом со скамьей.
Он приподнял огромный замок ошейника, дужки которого входили в прочную петлю и одно из звеньев тяжелой цепи, спускающейся между грудями женщины перекинутой через бедро тяжелой петлей, ведущей к кольцу слева от помоста.
Аброгастес небрежно выпустил замок из пальцев и взглянул на женщину.
— Ты создана для цепи и ошейника, — произнес он.
— Да, господин.
— Скоро начнется весна, — задумчиво произнес он, — каменные ливни закончатся.
— Да, господин.
— Тогда львы вновь выйдут из логовищ.
