восклицание:
— Мне надо одеться. Ты в состоянии помочь мне?
— Я постараюсь, госпожа, — пролепетала девушка.
Через несколько минут с помощью девушки, которая оказалась весьма искусной помощницей, патрицианка была полностью одета.
С прической они ничего не могли поделать — на нее требовалось затратить несколько часов, но вместе им удалось спрятать волосы под мудреный головной убор из золотой проволоки и расшитой драгоценностями кожи. В темноте вряд ли можно было заметить, что волосы патрицианки не прибраны.
— Ты, конечно, никогда прежде не была горничной у дамы? — спросила патрицианка, разглядывая себя в одно из зеркал.
— Нет, госпожа, — ответила девушка, вновь опускаясь на колени.
— Платье, которое на тебе — это ведь вся твоя одежда, верно?
— Да, госпожа. Простите, госпожа, — прошептала девушка.
— А ты хорошенькая, — снисходительно произнесла патрицианка.
Хотя платье девушки было свободным и доходило до самых щиколоток, под ним ясно различались грациозные округлые формы, к тому же вырез у ворота, который был сделан ниже, чем требовалось, недвусмысленно обнажал прелестную, упругую грудь.
— Спасибо, госпожа.
— Ты не служила горничной и тем не менее, похоже, знакома с ухищрениями и особенностями дамского туалета, — заметила патрицианка.
— Простите, госпожа, — повторила девушка.
— Как интересно, — протянула патрицианка. Девушка в страхе прижалась лицом к полу.
— Посмотри на меня, — приказала патрицианка.
Девушка робко подняла голову, но не осмелилась поднять глаза над вышитым воротником платья женщины, стоящей перед ней.
— Посмотри мне в глаза, милочка, — ласково попросила патрицианка.
С робкой благодарностью девушка выполнила просьбу.
И тут патрицианка изо всей силы отвесила ей яростную пощечину. Слезы хлынули из глаз девушки. Она непонимающе взглянула на патрицианку.
— Разве ты не знаешь, — насмешливо проговорила патрицианка, — что ты не смеешь смотреть в глаза таким, как я, пока не получишь позволение?
— Простите, госпожа, — с дрожью проговорила девушка, прижимая лицо к полу, как делала прежде.
— Ложись на живот, — приказала патрицианка. — Целуй мне ноги!
Девушка немедленно повиновалась.
Патрицианка отшвырнула ее в сторону ногой. Девушка упала на бок, корчась от боли, но не осмелилась поднять глаза на ту, что только что ударила ее.
— Рабыни — отвратительные твари, — сказала свободная женщина.
— Да, госпожа! — подтвердила девушка, не поднимая головы.
Шурша платьем, свободная патрицианка обошла ее и покинула комнату.
«Как унизили меня, — не переставала думать она. — Как я изобью сегодня свою горничную, эту болтливую тварь!»
Конечно, ее горничной теперь была рабыня — таковы оказались последствия ее неудач, истощения средств и расточительного образа жизни.
Машина ждала патрицианку у дворца.
Вскоре после ее отъезда в прихожей зазвенел колокольчик, и рабыня, которую звали Елена, поспешила в комнату, где опустилась на колени перед третейским судьей, выражая покорность.
— Ты плачешь, — заметил он.
— Простите, господин.
— Наша гостья ушла?
— Да, господин.
— Ступай в спальню, — приказал он. — Подготовь все для удовольствия, а затем садись на цепи, обнаженной, у края кровати.
— Да, господин! — воскликнула она, и не спрашивая позволения, подползла и благодарно поцеловала ему ноги.
Вскоре она выбежала из комнаты.
Из окна его спальни она увидела, как темная закрытая машина покидает двор.
Рабыня перевела взгляд на браслеты и ошейник — все они были открыты. Она оглядела комнату, чтобы убедиться, что все готово. Еще чуть-чуть и было бы слишком поздно исправлять какие-либо упущения.
Все было в порядке.
Рабыня отложила в сторону платье. Она со страхом и дрожью смотрела на цепи: какой беспомощной и беззащитной она будет чувствовать себя через минуту!
Рабыне нравилась тяжесть цепей, их звон, то, как они скользили по кольцу в полу.
Все это недвусмысленно напоминало ей о том, кто она такая и какой должна быть.
Конечно, ключи от наручников хранились у хозяина.
Рабыня начала с левой щиколотки, как и полагалось. Первое, чему учили рабыню — как правильно надевать цепи. Тотчас же ее прекрасное тело оказалось во власти стали — прочной, крепкой и основательной.
Она едва сдерживала себя.
Она могла бы расслабиться, но должна была поступать так, как будет угодно хозяину. Она взглянула на стену.
Там висела плеть.
Рабыня не думала, что ее побьют — она собиралась сделать все возможное, чтобы угодить.
Она свернулась клубком, как привязанный котенок, у края кровати, как будто и вправду была животным.
Она дрожала от желания. Рабыня не завидовала свободной женщине.
Свободная женщина, злая и смущенная, переполненная надеждами на будущее и одновременно испуганная этим будущем, ехала в одиночестве в закрытой машине с затемненными окнами; ее сопровождающий сидел во внешней кабине.
По пути во дворец она позволила сопровождающему сесть рядом.
Несомненно, это доставило ему радость. Должно быть, он предвкушал, что на обратном пути ему представится возможность вновь оказаться рядом с такой, как она. В этом женщина не сомневалась.
Но она приказала ему сесть в кабину. Как она забавлялась при этом!
Бедняге было трудно скрыть разочарование. В какой-то момент она почувствовала ужас, взглянув в его глаза, но потом это ощущение прошло.
Она взяла себя в руки, подумав, что все мужчины слабы, и улыбнулась. Она взглянула на пол машины. Рабынь, этих ничтожных тварей, перевозят в машинах обнаженными, ставят на колени на пол, накрывая одеялом или плащом. Рабынь обычно перевозят в закрытых машинах. К ним относятся пренебрежительно.
Так им и надо, подумала женщина. Как она была рада, что сама не находится на положении рабыни, не является такой, как они!
Колеса глухо стучали по твердой мостовой. В своем дворце Иаак, третейский судья, собрал свои бумаги, сунул их в папку, а папку аккуратно положил в нишу, из которой прежде вынул длинный кожаный футляр.
После этого он направился в спальню.
