— Бей сильнее! — подхватили другие.
— Да! — присоединялись к крикам толпы молодая женщина с дрожащим от возбуждения голосом.
— Бей! — яростно кричала другая.
— Какая дерзость — называть себя свободной женщиной!
— Она оскорбила всех свободных женщин!
— Накажи ее! — хором кричали женщины.
— Она развратна, так пусть будет рабыней!
— Она и так рабыня! Бей ее как рабыню! — подхватывали со всех сторон.
— Пусть знает свое место, тварь! — визжали свободные женщины, и их крики смешивались с воплями рабыни.
— Ты рабыня, и тебя наказывает хозяин! — с удовлетворением сказала старшая из женщин.
— Да, госпожа! — ответила рабыня. — Ой!
— Говори! Не смей молчать! — потребовала свободная женщина.
— Я рабыня, меня наказывает мой хозяин! — с плачем повторила рабыня.
— Ты безнадежно развратна, — добавила свободная женщина. — Это было видно, когда тебе дали напиток истины.
— Да, госпожа, — ответила рабыня.
— Значит, ты должна быть рабыней!
— Да, госпожа!
— Ты будешь принадлежать мужчинам! — злобно продолжала свободная женщина.
— Да, госпожа! — вскрикивала рабыня.
— Говори!
— Это правда! — зарыдала рабыня. — Я — рабыня. Я принадлежу мужчинам!
— Она принадлежит мужчинам! — с трепетом воскликнула молодая женщина.
— Да, — с ужасом произнесла другая.
— Смотри! — крикнула молодая, поворачиваясь к другой. — Ее наказывает ее хозяин!
— И тебя бы могли наказать, будь ты рабыней, — ответила ее соседка.
— Тебя тоже, — фыркнула молодая женщина.
— Да, — согласилась вторая.
— Кто ты? — спросила требовательным голосом свободная женщина, склонившись к рабыне.
— Я рабыня! — воскликнула Ята. — Рабыня!
— Кто еще?
— Только рабыня и никто больше! Я ничтожная рабыня! — рыдала Ята.
Варвар опустил плеть.
— Ты усвоила урок? — усмехнулась свободная женщина, глядя на рабыню.
— Да, госпожа, — пробормотала рабыня. Варвар отшвырнул плеть и ножом герулов отрезал косы рабыни, привязанные к колонне.
— К нему! — приказал он, указывая на Китерикса.
Избитая рабыня с залитым слезами лицом, разметавшимися белокурыми волосами, которые были обрезаны грубо и косо, на коленях неуклюже и неуверенно, опираясь на левую ладонь, подползла к ногам Китерикса, легла возле него на живот и усердно прижалась губами к его сапогам, целуя их.
— Простите меня, господин! — умоляла она. — Ничтожная, низкая рабыня, которая теперь сознает свою вину, просит прощения у господина!
— Смотри, как она лежит у его ног! — прошептала молодая женщина.
— Как она развратна! — фыркнула другая.
— Она рабыня, — возразила молодая. Китерикс поднял глаза от распростертой, наказанной рабыни у его ног.
— Тысячу овец, — предложил он великану-варвару.
— Надо ли продать тебя? — спросил великан у дрожащей рабыни.
— Господин может сделать со мной то, что он пожелает, — прошептала она.
— Хороший ответ, — похвалил Отто. Осторожно подняв ее на руки, он отнес рабыню поближе к очагу, положил на правый бок, вытянув ей ноги, рядом с раскаляющимся в огне клеймом. Кузнец, или мастеровой по знаку Отто протянул ему плотные рукавицы. Отто сам выхватил клеймо из огня. Ята не отрываясь, следила за тем, кому она принадлежала — за своим хозяином.
— Подержите ее, — попросил великан. Рабыню схватили трое сильных мужчин. Она не могла пошевелиться.
Железный наконечник клейма был раскален добела. Варвар одобрительно взглянул на него.
Через мгновение он оставил на теле девушки крохотное, красивое стилизованное изображение розы — клеймо, которое узнавали во множестве галактик.
Теперь Ята была заклеймена.
Глава 28
— Ложись на спину, на стол, Филена, — приказал суровый офицер Ронисий.
Корелий, молодой белобрысый офицер, стоял рядом.
Блондинка быстро поднялась на ноги со своего места в шеренге рабынь, стоящих на коленях, и заняла место на столе, как ей и приказали.
Она мельком взглянула на Корелия.
Она гадала, испытывает ли он ревность при виде того, как быстро она повинуется Ронисию.
Она обнаружила, что ей нравится повиноваться, по крайней мере таким мужчинам, как Ронисий. Кроме того, чем более суров был хозяин, тем приятнее ему повиноваться. Рабыне не хотелось испытывать прикосновение его арапника. В конце концов, она была животным особого вида, отличающимся от лошадей или свиней, и заслуживала иного обращения. Разумеется, и ее, и всех других рабынь Ронисий считал не более, чем домашним скотом, и не давал им ни на минуту усомниться в том, кто они такие и кто их хозяева. Рабыне нравилось замечать, как Корелий завидует Ронисию при виде ее послушания. Рабыня точно знала, несмотря на то, что предпочитала не высказывать этого вслух, что она презирает Корелия за слабость.
— Наклони голову вниз, с края стола, — потребовал Ронисий.
Она повиновалась.
Корелий, стоящий рядом, казался раздраженным. Вероятно, думала она, он так вежлив, мягок, приветлив, ласков со мной, относится ко мне с таким пониманием и деликатностью потому, что знает, что я свободна? Значит, он мой связной, агент, который должен передать мне нож?
Но если он считает меня рабыней, почему не относится ко мне так, как положено относиться к рабыне?
Неужели он настолько слаб, удивлялась она.
Она почувствовала, как легкая цепь в кожаном чехле грубо и плотно охватила ее шею и с громким звуком замкнулась.
Она вздрогнула. В первый раз на нее надели ошейник, отдельный от цепи, которым ее удерживали на месте.
К ошейнику был прикреплен металлический диск, на котором на трех языках, в том числе и пиктограммой герулов, указывалось, что она собственность телнарианской Империи и что при обнаружении ее следует возвратить уполномоченному губернатора Вениции.
— Ты прекрасно выглядишь в ошейнике, Филена, — произнес Лисис, старший офицер.
— Спасибо, господин, — ответила она.
С какой легкостью и естественностью она стала называть мужчин «господами» — она даже представить не могла себе, что к ним можно обращаться иначе, и это ее пугало.
Наклонив голову, она видела пол комнаты для приготовления рабынь, расположенной в том же
