поместье стража на глаза не попадалась.
«Дерево, — подумала Айлэ, проходя очередным узким коридором, где округлые в сечении балки перекрещивались над головой подобием лиственного полога, а витые колонны походили на серо-зеленые стволы молодых побегов. — Мы внутри огромного дерева. Точно, потому дворец и зовется Древесным Чертогом. Его, наверное, не построили, а вырастили за много-много сотен лет. Ни одного острого угла, выступа или треугольного портика — только скругленные линии, зыбкость, недоговоренность…»
Она еще успела пожалеть, что никогда не бывала в глубине Холмов над Хоротом — любопытно было бы сравнить манеру обустраивать жилища в двух уцелевших краях некогда великих народов — когда длинная спиральная лестница, по которой они поднимались, наконец закончилась перед аркой в виде тонкого ивового листа. По сторонам несли дозор двое копьеносцев в алом и зеленом.
Завидев приближение визитеров, они слаженным движением раздвинули шелестящий полог из лиловых и желтых лент. Сперва за ним исчезли господа Йаули, потом Каури Черный Шип и двое сопровождающих, затем настала очередь привезенной диковинки.
Баронетта Монброн еле удержалась от ехидного смешка, представив, с каким скрипом согнется в поклоне такой образчик самоуверенности и надменности, как Ирваст, и шагнула через порог. Про себя она решила, что валиться на колени ни за что не станет, даже если ей опять перепадет изрядного тычка от альбийской воительницы.
В помещении оказалось неожиданно светло — теплые жемчужные лучи лились из красовавшейся на одноногом столике матовой полусферы в оправе из золотых колосьев. Айлэ, как и полагалось воспитанной молодой даме из приличного семейства, склонилась в глубоком поклоне, и только спустя какое-то время рискнула бросить из-под ресниц изучающий взгляд. Полки с толстенными фолиантами, поблескивание двух скрещенных клинков на резной деревянной панели, какие-то картины… снова книги. Ага, вот и Черный Шип — опустилась на одно колено, эдакая аллегория Верного Служения и Преданности. Ой, Повелитель Ирваст и в самом деле кланяется, да как низко! Как у него только спина не переломилась? Что до госпожи Медвари, то ей словно все нипочем — присела в реверансе, взмахнув шлейфом синих одеяний, и замерла прекрасным изваянием. Такое впечатление, что, если понадобится, хозяйка Предела Йаули простоит так день, два, луну или год, не испытывая притом ни малейшего неудобства.
Но где же владелец всей этой роскоши? Нарочно заставляет себя ждать?
Мгновения, когда из кресла, повернутого высокой спинкой к дверям, возникло живое создание, баронетта Монброн не уловила. Скорее, ощутила — оттенок сияющего шара дрогнул, сделавшись чуть темнее, и поспешила опустить голову пониже. Отчего-то ей стало жутковато — без всякой причины, как порой человека охватывает ледяной холод посреди жаркого дня. Краем глаза она заметила промельк одежд густого винно-алого цвета и прикусила губу, чтобы не ойкнуть.
— А, вот и наша бесстрашная Каури, — ручейком среди обледенелых камней прозвенел незнакомый голос — вроде бы мужской, но при этом сохранивший юношескую чистоту. Айлэ показалось странным, что правитель Заповедного Края обратился к воительнице, не уделив никакого внимания господам Предела Йаули. — Рад тебя видеть. Надеюсь, на грядущем празднике ты доставишь мне и моим гостям удовольствие лицезреть твое искусство во владении оружием?
— Как будет угодно повелителю Чертога, — ровным, лишенным всяких интонаций голосом отчеканила альбийка.
— Ах, Каури, Каури, — с сожалением вздохнули слева от баронетты, хотя миг назад говоривший вроде бы стоял справа. — Сколько еще мне твердить: шипы портят твою красоту. И прекрати изображать воина в карауле, отвечающего только «да», «нет» и «будет исполнено»!
— Такова уж я есть… повелитель, — медленно проговорила Каури. — Мне не суждено быть розой в благоухающем цветнике. Да, они лишены колючек и радуют глаз, зато любой может их сорвать. Я всего лишь дикий терновник у врат замка — он не годится для букетов.
— Но кто же скрывается в так бдительно хранимой тобой крепости? — с легкой издевкой вопросил обладатель хрустального голоса. — Не обманывает ли меня зрение: Медвари Неприступная наконец-то решилась покинуть столь дорогой ее сердцу Предел Йаули? Ирваст, признавайся — тебе пришлось наложить на нее обманные чары? Мне затруднительно представить иное средство заставить ее приехать… Между прочим, вы оба, бесценные мои друзья, не раз упомянули некое удивительное сокровище, которое вы так поспешно желали доставить сюда. Ну, и где оно?
Черный Шип кивнула на державшихся сзади людей. Скрипнули половицы, рядом с Айлэ легла длинная тень. Тонкие холодные пальцы крепко ухватили девушку за подбородок, заставив сперва поднять лицо, а затем и выпрямиться в полный рост. Баронетта почти смирилась с тем, что ей вновь назначено очутиться в роли бессловесной домашней твари, продаваемой на рынке. Однако, как она не старалась держать себя в руках, удивленное «Ой!» у нее все-таки вырвалось. Повелитель Чертога оказался изрядно повыше девицы Монброн, но Айлэ не могла отделаться от впечатления, что альб лишь самую малость старше ее годами. Она увидела слегка раскосые глаза светло-фиолетового оттенка, вроде бы смеющиеся, но там, на самом их дне, совершало бесконечные круги прожитое время. Узкое лицо обрамляли ничем не сдерживаемые прямые волосы, похожие на сказочную серебряную пряжу — король Заповедного Края не носил венца или короны. Единственным и достаточным признаком его сана была блестящая вещица, зажатая в левой руке — жезл в виде короткой золотой ветви с единственным ярко поблескивающим камнем величиной не более лесного ореха.
— А вы уверены, что это — Недолговечная? — неожиданно осведомился Его альбийское величество Бастиан, сын Эрианна. Голос его звучал живо и заинтересованно — в отличие от высказываний бесстрастных подданных. — Ирваст, откуда вы ее взяли? Она понимает наше наречие?
— Эта девица пришла со стороны Велнина, маленького поселка в Пределе Йаули, что стоит почти у самой Оберегающей Черты, — отвечая, Ирваст почему-то не упомянул развалины Венаадда. — Она разумела отдельные слова нашего языка, хотя вела себя порой как дикое животное. Высокой Медвари показалось, что сознание девицы достаточно податливо, чтобы вместить еще некоторую толику знаний. Она сочла нужным произнести над Недолговечной заклятие Живого Слова, после чего мы расспросили девицу о том, как она попала в Заповедный Край. Ее рассказ подвигнул нас к решению немедля…
— Раз она способна говорить, пусть отвечает сама, — прервал Бастиан. — Как тебя зовут, девица? — и с некоторым сочувствием добавил вполголоса: — Должно быть, этот вопрос тебе задают уже не в первый раз?..
— Баронетта Айлэ диа Монброн из Танасула, что в королевстве Аквилонском, — по возможности спокойно произнесла девушка, готовясь к тому, что ей придется заново пересказывать историю своего появления в альбийских землях, и это затянется надолго, если не на всю ночь. Догадается ли кто-нибудь предложить гостям угощение или здесь это не принято?
— Айлэ, — задумчиво повторил повелитель альбов. — Айлэ из Аквилонии… Ты будешь моей гостьей, — внезапно объявил он, мимолетно дотронувшись до плеча девушки золотым жезлом, — и, как приглашенной в Чертог, тебе решать участь вот этих двоих, — он небрежно махнул в сторону Ирваста и Медвари. — Они выполнили свой долг, привезя тебя сюда, им вручат достойную награду и они могут отправляться домой. Каури, ты останешься, — хрустальный голосок звякнул опасной льдинкой, не признающей возражений. Воительница молча склонила голову.
— Твои господа отыщут дорогу в Предел Йаули и без твоей помощи.
«Месть сладка, но плоды ее бывают горькими», — такими словами Меланталь Фриерра частенько удерживала своего чрезмерно увлекающегося супруга от замысла подпортить жизнь кому-нибудь из многочисленных недругов. Конечно, так приятно воспользоваться подвернувшейся случайностью и отделаться от хозяев Йаули, припомнив им все насмешки над незваными гостями и поединок в желтом пыльном кругу. Но стоит ли?
— Если моя просьба не будет сочтена чрезмерной, — начала баронетта, тщательно подбирая слова, — я бы отважилась попросить у Вашего величества дозволения впустить Повелителя Йаули и его госпожу в этот гостеприимный дом. Было бы несправедливо открыть дверь для незваных пришлецов, но отказать в приюте тем, кто издавна живет на этой земле.
