убийственный луч ушел в потолок.
— Ты? — презрительно бросил рабириец. Противники кружили друг против друга, обмениваясь короткими пробными выпадами — и короткими презрительными фразами. — Фигляр, дорвавшийся до Истинной Силы! Ты даже не умеешь толком пользоваться ею! Что, Эрианн не стал учить наследника? Не счел достойным? Отдай мне Камень Света, глупец. Я имею больше прав на него, чем все Три Племени, вместе взятые!
— Теперь еще скажи, что можно решить дело миром…
— Отдай Алмаз, и проживешь еще восемь тысячелетий в своем Древесном Чертоге! Возможно, я даже верну его тебе, когда исправлю деяние Исенны…
— О, спасибо! Позволяешь мне еще немного пожить? Как щедро с твоей стороны! Исенна хорошо заклеймил тебя, вор! От меня ты получишь клеймо еще похлеще. Что ты скажешь на это? А вот так?..
Выпад. Выпад. Каскад ударов, еле уловимых глазом. Синий свет, мечущийся по стенам, крошащий каменную облицовку.
Айлэ в жизни не приходилось видеть ничего подобного — она надеялась, что не увидит и впредь. Меч в руках Хасти порхал с тяжеловесной грацией, отбивая колкие радужные лучи. Клинок с гардой в виде полумесяца с легкостью крушил в щепки подвернувшуюся мебель, но при всей своей силе и ловкости рабириец едва успевал отражать удары противника, не говоря уж о том, чтобы напасть самому. Что же до Бастиана, то он перемещался со сверхъестественной быстротой — под конец Айлэ стало казаться, будто альб атакует одновременно с трех сторон. Самое удивительное, что поединок, похоже, ничуть не утомил его, даже не сбил дыхания, и альб ухитрялся поддразнивать противника, перемежая удары ехидными комментариями. Девушка не всегда могла разобрать, что именно выкрикивает Бастиан, но, судя по всему, альб умудрился довести одноглазого магика до белого каления.
Они кружили в прыгающих тенях по разгромленному залу, сопровождаемые ослепительными вспышками сталкивающегося колдовского лезвия и невесомых отблесков альбийской реликвии, а наверху, на шаткой галерейке, баронетта Монброн до крови грызла костяшки пальцев. То ей казалось, что магик берет верх, а спустя миг рабириец пятился, еле успевая перебрасывать меч из одной позиции в другую и чудом не спотыкаясь об обломки кресел. Она гадала, сколько еще может продолжаться жутковатый поединок, где соперники явно не хотят смерти друг друга, и где одному позарез требуется вещь, которой обладает другой. Сражайся они обыкновенными клинками, Хасти, может, удалось бы выбить оружие противника, но одноглазый скорее позволил бы себя прикончить, чем решился нанести удар по самому Жезлу, превратив его тем самым в из- ломанный кусок золотой мишуры.
Всецело увлекшись наблюдением за схваткой, девушка упустила нечто иное, куда более важное — кое-кто из воинов, раскиданных по сторонам пепельным вихрем, очнулся и даже делал успешные попытки встать. Некоторые ковыляли к распахнутым дверям и исчезали за ними, но другие оставались, сбиваясь в кучки и перешептываясь.
Похоже, альбы составили некий план — прячась за разбросанной мебелью и колоннами, они начали подкрадываться к сражающимся. Бастиан краем глаза заметил перемещения своих гвардейцев и убыстрил атаку, оттесняя Хасти от тронного возвышения. Заподозрив неладное, магик попытался оглянуться, чему воспрепятствовал частый град точечных выпадов, наносимых противником с правой стороны — оттуда, где Хасти не мог их заметить.
Короткий свист и промельк чего-то блестящего. Веревка с крюком на конце метнулась из-за груды ощетинившихся поломанными ножками кресел и несколько раз обмоталась вокруг правой руки рабирийца. Безупречный рисунок, вычерчиваемый кончиком меча, сбился. Веревка, едва натянувшись, рассыпалась в прах, но за ней отправилась в полет другая, оказавшаяся более удачливой — крюк зацепился за складки одежды. Хасти гневно зарычал, вслепую отмахнувшись клинком — и правитель Заповедного Края, бдительно выгадывавший подходящий момент для удара, не упустил случая.
Алмаз полыхнул так ярко, что Айлэ отчетливо увидела крохотную паутину в темном уголке галереи. Рабириец застыл на середине прерванного движения, его устрашающий меч задрожал, как если бы на него смотрели сквозь горячий воздух над костром, и начал таять, постепенно растворяясь в небытии. Сперва исчезло треугольное окончание клинка, затем со слабым мерцанием пропала часть лезвия… Побелевший от напряжения Бастиан стоял, сжимая Жезл двумя руками, словно тот мог обрести самостоятельную жизнь и вырваться, воздух в зале гудел и потрескивал от сгустившейся Силы, Хасти медленно заваливался набок…
«Беги», — слово отчетливо шевельнулось в сознании баронетты Монброн, подавив собой все прочие мысли. Девушка на четвереньках метнулась к спасительной низкой дверце, стукнулась лбом о притолоку и понеслась вперед.
Она успела проскочить весь низкий коридор и нырнуть в другой, более высокий и светлый, когда наконец сообразила: во-первых, она не представляет, какого направления нужно придерживаться, чтобы вернуться обратно; во-вторых, уж теперь-то Чертог точно наводнит стража; и в-третьих…
Последнюю мысль Айлэ не додумала. Кто-то крепко зажал ей рот ладонью, и, с силой вывернув правую руку, дернул назад, в глубину и темноту выемки между колоннами. Все случилось так быстро — девушка и испугаться толком не успела.
Мимо по коридору, как раз там, где она только что стояла, почти беззвучным быстрым шагом протрусила пятерка дворцовых гвардейцев. Блеснули зеленые кожаные доспехи с серебряным тиснением, и стражники скрылись за углом.
— Стоило бы прирезать тебя и оставить валяться здесь, — раздавшееся над ухом баронетты шипение прямо-таки сочилось ненавистью пополам с горчайшим разочарованием. — Только много ли проку от твоей смерти?
Извернувшись, Айлэ снизу вверх взглянула на удерживавшего ее человека… и безмерно удивилась, признав сверкающие звездочки на скулах и горящие мрачным злым пламенем глаза Каури Черный Шип. Альбийская воительница пребывала в крайне скверном настроении, а причиной ее неудовольствия стала именно девица Монброн, уже начавшая задыхаться от недостатка воздуха. Черный Шип с величайшей неохотой убрала ладонь со рта жертвы, нарочно выждав, когда та замычит и отчаянно задергается.
— Стой тихо, — приказание сопровождалось изрядной силы встряской. — Куда подевался твой приятель? Где жезл Альвара? Почему ты еще жива?
— Хасти схватили… я так думаю, — Айлэ пришлось сделать огромное усилие, чтобы говорить шепотом, а не визжать поросенком на бойне. — Я пряталась на каком-то балконе и убежала раньше, чем все закончилось. Жезл… жезл по-прежнему у вашего короля…
Каури медленно выдохнула сквозь стиснутые зубы. Баронетта поежилась: кажется, за время их с магиком вылазки в тронный зал отношение к незваным гостям из людских земель переменилось коренным и разительным образом — от равнодушного к неприязненному. Неужели их угораздило сотворить нечто, приравниваемое местными уложениями к злодейству короны и караемое немедленной казнью? Но чего тогда хочет Черный Шип: собственноручно прикончить преступницу, выдать ее страже или, напротив, оказать помощь? Как вообще воительницу занесло в столь отдаленные помещения Чертога — не случайно же она сюда забрела в поисках приключений? Значит, альбийка следила за ними? По собственному почину или приказанию своих господ?
«Зачем я только выбрала чашу, полную неразгаданных тайн? — тоскливо подумала Айлэ. — Вокруг идет какая-то головоломная игра, а меня, ровно мелкую незначащую фигуру, все, кому не лень, переставляют туда-сюда… Теперь я осталась совсем одна… Хасти пропал, и я ничем не могу ему помочь — даже не знаю, где он».
— Вот и конец надеждам… Что ж, идем, — Черный Шип все-таки приняла решение, давшееся ей дорогой ценой. — Пусть остальные взглянут на вестницу нашей погибели и рассудят, как с тобой поступить.
Она ухватила ошарашенную баронетту за длинный пояс платья и потянула за собой, как погонщик тянет упрямого мула.
Следовать за воительницей оказалось еще труднее, чем за одноглазым — Каури неплохо разбиралась
