раз.
По его лицу потекли слезы, словно он сдерживал их несколько дней, а теперь чаша переполнилась.
— Она мне нравилась. Правда. Но, боже мой, у меня же семья.
— Да. И что?
— Она забеременела, — сказал он. — Она говорила, что принимает контрацептивы. Правда. А потом вдруг раз — и на тебе. Ну, вы понимаете. Что еще мне оставалось? Я велел ей избавиться от ребенка. Она отказалась. Не стала. Я не хотел, чтобы с ней что-то случилось. Правда, не хотел. Я ее лю… она мне нравилась.
Я отпустил его:
— И что вы сделали?
Он спрятал лицо в ладонях, и я ударил его в бок. Он пробормотал что-то неясное.
— Что-что?
Он повторил — неразборчиво, в перерывах между кашлем, но на сей раз я смог разобрать одно слово.
Печаль.
Он прислонился к шкафу и яростно растирал лицо руками, размазывая по щекам слезы и сопли. Глаза его были открыты и смотрели перед собой. Может, он видел лужу крови на тротуаре Келли-стрит. Может, мягкий, гладкий живот девушки, лежащей рядом с ним на кровати мотеля, девушки, которая теперь умерла. Мне бы почувствовать сострадание, но я хотел только бить и бить его.
— Ключи.
Я проследил направление его взгляда и увидел плетеную корзиночку с тремя связками ключей.
Повернувшись к двери, я заметил его жену. Она стояла, опершись о дверной косяк: руки сложены на груди, лицо сосредоточенно.
— Мой муж совершенно прав, — сказала она. — Вы не имеете права.
— И какую часть разговора вы слышали?
Муж поднял на нее пустые, безжизненные глаза человека, который знает, что прежний мир разрушен навсегда.
Она скользнула по нему холодным взглядом и снова посмотрела на меня.
— Какую бы ни слышала, вас это не касается, — ответила она и отвесила мне пощечину.
Дождь по-прежнему лил как из ведра. Внедорожник открылся вторым комплектом ключей. Два других я бросил и забрался в машину. Я потянулся за ремнем, и весь правый бок пронзило болью, но когда я включил лампу и осмотрел рану, у меня создалось впечатление, что кровь течет уже не так сильно.
Двигатель завелся с шестой попытки. Я проехал по подъездной дорожке без фар и остановился на выезде. Стояла темнота.
Я направился к нашему старому жилищу. Вылез из машины и побежал к дому.
Пикапа не было.
Парадная дверь распахнута.
Я вошел внутрь, но никого не застал. Я поспешно вернулся, сел в машину и, набирая скорость, поехал к Блэк-Риджу.
Глава 42
Билл ждал на крыльце и сбежал по ступенькам прямо к машине.
— Черт возьми, — сказал он, когда я вышел. — Ну и видок у тебя. Это серьезно?
— Нет. Но я бы не хотел, чтобы такое повторилось.
Внутри было тепло, играла музыка. Он провел меня на кухню, налил большую чашку кофе из стоявшего наготове кофейника, протянул мне. Он увидел, что руки у меня дрожат, и спросил, не добавить ли чего-нибудь в кофе.
Я покачал головой.
— У тебя вообще как с этим делом?
— Могу выпить пивка. Не волнуйся. Не так, как прежде.
Мы поняли друг друга — в армии дня не проходило, чтобы большинство из нас не встречало утро без косячка или нескольких бутылок пива, а Билл отличался больше других.
— Дела минувших дней, — сказал я. — Молодая кровь.
— Я в порядке, папочка.
Я заглянул ему в глаза и увидел, что он говорит правду. Я быстро рассказал ему все, что мне известно. Что кто-то убил Эллен и пытался списать это на меня — не исключено, что попытка еще увенчается успехом, поскольку тело предположительно остается в моем номере. Что кто-то — может быть, тот же человек, а может, нет — похитил мою бывшую жену и удерживал в нашем старом доме, пока не захватил и не доставил туда же меня. Что их куда-то увезли, когда я сбежал.
И что Кэрол знала обо мне и Дженни.
— Так-так, — пробормотал он. — Могла бы сказать мне.
— Кэрол вообще много наговорила, — добавил я. — Ну да, она какое-то время провела взаперти в темном доме, и это похоже на бред, но… она заявила…
Я даже не знал, как это сказать.
— Что?
— Будто сделала что-то с Дженни.
— Что сделала?
— Я не… слушай, это ее слова, и я не знаю, есть ли в них смысл. Кэрол сказала, что напустила на Дженни какую-то «печаль». Полчаса спустя тот тип, у которого я позаимствовал внедорожник, использовал то же слово, а насколько мне известно, он никогда не встречался с Кэрол. Она сказала… что эта самая «печаль» пошла как-то наперекосяк и поэтому умер Скотт.
Билл смотрел в пол, пожевывая губу.
— Это что-то вроде сглаза?
— Я понимаю, звучит нелепо.
— И кто, по словам Кэрол, это сделал?
— Брук Робертсон. Билл, если тебе что-то известно, сейчас самое время признаться.
— Неизвестно, — тихо ответил он. — Ничего конкретного. Дело в том, что я местный, но не совсем. Мои родители переехали сюда в шестидесятые, а когда я был мальчишкой, мы жили в Якиме. Несколько лет я проучился с Робертсонами в одной школе. Я тебе говорил. Но потом я перевелся, а в восемнадцать убрался к чертовой матери в армию. Я ничего не знал о них до возвращения, да и потом отношений не поддерживал… потому что большую часть времени проводил в Якиме, работал как проклятый.
— Но?
Он пожал плечами:
— Я слышал всякое. Ну, сам знаешь, как это бывает.
Да, я знал. Обрывки, слухи. Слова, ни имеющие прямого отношения к делу. Их произносят, чтобы снять с себя вину, или дезинформировать собеседника, или просто занять время, и все это оседает, как пыль, в закоулках памяти.
— И что ты слышал?
— Что есть господа, к которым можно обратиться с проблемой. Что все решаемо, если получить власть над людьми. Я не воспринимал это всерьез. Ты же знаешь маленькие городки. Это все равно что всю жизнь учиться в школе. Люди несут чушь. Ходят по одним и тем же коридорам, пользуются одними и теми же раздевалками в бассейне, сидят в кофейнях. На пустом месте придумывают жуткие истории.
— Я не уверен, что это выдумки. Ты сам говорил, люди давно шепчутся о Брук.
— Да, — согласился он. — Я сегодня обсуждал это с Дженни.
