— Проникновение путем взлома куда-либо карается законом. Я не намерена участвовать в преступной деятельности.
— О каком офисе идет речь? — спросил я.
Она тяжело вздохнула, все это ей по-прежнему не нравилось.
— Официальные бумаги были самыми обычными. В них говорилось, что Джонсоны передают штату все права и претензии на ребенка. Кто-то написал их адрес на обратной стороне свидетельства о рождении. Возможно, это совпадение, но если и так, то очень странное совпадение.
— Тейлоры упоминались в бумагах?
— Я обнаружил копию свидетельства о рождении. И все.
— Как думаете, Рибнэк случайно не родственник Джоди Тейлор или Джонсонов?
— Не знаю. Он категорически все отрицал, однако я нашел у него эти документы. Его интересует Джоди Тейлор, и он сумел связать ее с Джонсонами. У него был адрес Монро Джонсона, и он мог с ними встретиться, но тут ничего не могу сказать наверняка.
Люси Шенье задумчиво уставилась куда-то вдаль. Теперь, когда мы заговорили о деле, она была напряжена, сосредоточена и, похоже, вот-вот нахмурится. Думаю, именно такое лицо у нее бывает во время выступления в суде. Теннис и закон. Я сделал несколько глотков «Кровавой Мэри», наблюдая за тем, как она обдумывает сложившуюся ситуацию. Должен заметить, что это тоже было исключительно приятным занятием. Во рту у меня приятно щекотало от специй, и мне стало интересно, щекотно ли ей.
— Бумаги, о которых вы рассказали, являются частью закрытых штатом документов. Биологическим родителям выдали… ну что-то вроде квитанции на ребенка, но мистер Рибнэк никак не мог получить копии.
— Но они у него имеются.
Я подумал, как это целоваться, когда у тебя щекотно во рту.
— Однако эти документы не доказывают, что Джоди Тейлор в действительности является ребенком, отданным Джонсонами на попечение штата. Нам придется открыть документы. И встретиться с Эдит Будро, чтобы удостовериться в том, что ваши выводы верны. Если ее отец недееспособен, а мать умерла, в таком случае она получает право выдать штату разрешение на рассекречивание документов. Это единственный способ официально подтвердить, что матерью Джоди Тейлор являлась Памела Джонсон.
— Это мы и сделаем завтра.
— Да, — кивнула Люси. — Думаю, лучше всего встретиться с ней в ее магазине. Там она будет чувствовать себя спокойнее, и мы попросим разрешения поговорить с ней конфиденциально. Я возьму это на себя, поскольку я уже такое делала, к тому же женщины чувствуют себя увереннее в присутствии другой женщины.
— Вы хотите сказать, что мы не подойдем к ней и не скажем без всяких церемоний: «Эй, крошка, не хочешь встретиться с потерявшейся сестрой?»
Люси Шенье улыбнулась и пригубила «Кровавую Мэри».
— Может, так принято в Калифорнии.
— У вас во рту щекотно? — спросил я.
Она удивленно на меня посмотрела.
— От специй, — уточнил я.
— Ну да, щекотно.
— Мне было интересно, — удовлетворенно кивнул я.
Официантка унесла тарелки с салатами и тут же вернулась с этуфе для Люси и моим блюдом с лангустами. В центре тарелки стояла миска с супом, окруженная с одной стороны горкой вареных лангустов, а с другой — жареными хвостами. Хвосты были похожи на свернувшихся в клубок крошечных креветок, слегка обвалянных в сухарях. Я подцепил вилкой несколько штук и попробовал: они оказались горячими и нежными.
— Отлично.
— Суп приправлен жиром лангуста, — сказала Люси. — Раковины нафаршированы смесью мяса лангустов, хлебных крошек и специй. Вы их берете, а потом вилкой достаете начинку.
— Понял.
Суп был темно-коричневого цвета, в нем плавало несколько раковин. Я выполнил ее указания, достал начинку и попробовал.
— Потрясающе. Хотите штучку?
— Пожалуйста.
Я вытащил вилкой раковину и положил ей на тарелку.
— А вы попробуйте этуфе, — предложила она.
Этуфе представлял собой коричневый соус с кубиками зеленого перца и сельдерея и хвостами лангустов с рисом. Она положила немного на тарелочку для хлеба и передала мне. Я попробовал. Эти люди придали слову «вкусно» новое значение.
— У этуфе, которое подают в Калифорнии, такой же вкус? — спросила Люси.
— Даже близко не стояло.
Люси Шенье взяла фаршированную раковину, которую я положил ей на тарелку, и достала содержимое. И капля коричневого соуса потекла с ее руки к запястью. Чисто автоматически она повернула руку и слизала соус, а я почувствовал, что у меня вдруг встал ком в горле. Пришлось сглотнуть и прикончить остатки «Кровавой Мэри».
— Еще хотите?
Она кивнула и улыбнулась:
— Может, еще стаканчик. Я все-таки за рулем.
Я помахал рукой официантке и поднял вверх два пальца.
«Два мешка льда и холодный душ, пожалуйста!»
— Вареного лангуста нужно есть так: вы отламываете хвост, затем надавливаете на него, чтобы разломать панцирь, и достаете мясо, — произнесла Люси, взяв одного из моих лангустов и показав, как надо делать. — Вот так. Понятно?
— Хммм.
Может, если я сосредоточусь на еде, то мне полегчает. И еда меня спасет.
— Затем вы кладете в рот голову и высасываете ее.
Я удивленно заморгал, глядя, как она принялась высасывать голову лангуста. Люси улыбнулась.
— Чтобы достать сок.
Я закашлялся и прикрыл рот рукой, потом выпил воды. «Думай о еде. Еда». Официантка принесла наши «Кровавые Мэри», и я тут же осушил свой стакан. Лицо у Люси вдруг стало озабоченным.
— Что-то не так?
— Нет-нет, все в полном порядке, — заверил ее я.
Она пила свой коктейль и потихоньку клевала этуфе. Я заметил, что большая часть моей еды исчезла, а ее все еще лежала на тарелке. Надеюсь, она не будет считать меня обжорой.
— Вы из Батон-Ружа?
— Да.
— У вас акцент мягче, чем у остальных.
— Это не у меня акцент, мистер Коул, — улыбнулась она.
Я развел руками, признавая свое поражение.
— Я училась в Университете штата Луизиана на подготовительных юридических курсах, а затем получила образование в Мичигане. Жизнь с янки наносит непоправимый урон акценту.
— И вы вернулись домой, чтобы заняться юридической практикой?
— Здесь жил и работал мой бойфренд, мы хотели пожениться. Он тоже был — и остается — адвокатом.
— Понятно.
— Мы расстались четыре года назад.
— Бывает.
Я изо всех сил старался сдержать радостную улыбку.
