Исмагиловым пару десятков инертных ВОГов. Думаю, на складе в Ханкале должны быть, ведь тренируют же они своих бойцов как-то. А боевые на учебу тратить — дело расточительное.
— Ну а раз все понятно и вопросов нет — разойдись. Занятие закончено.
— Миш, есть вопрос, — слегка приподнимает руку, будто школьник, Сашка. — Покажи свой подствольник, а? Охота глянуть, что там не так.
— Да не вопрос! — я подхватываю с лавки и передаю ему свой «АКС». — Гляди, во-первых, у «Обувки» прицельное устройство перенесли с левой стороны на правую. Чтоб гранатомет за одежду прицелом не цеплялся. А во-вторых, упростили его до безобразия. Видишь — никаких кнопок, ничего вертеть не надо, просто пенечек мушки и откидная планка, как на «Аглене» или «Мухе». Стало вроде как проще, но зато и маятника нет. Так что из моего навесом можно только наугад пальнуть. А уж попадешь или нет — как повезет.
Немного повертев мой автомат в руках и потренировавшись в прицеливании, Шуруп передал его стоящему рядом и с интересом слушающему Ковалю, а тот, в свою очередь, Толе.
— Что, юноши, теперь вы довольны? Больше вопросов нет? Ну, тогда точно — разойдись. После обеда занятий не будет, у меня дела, а у вас — личное время.
А дел у меня после обеда и впрямь немало. Надо забрать у Зины отстиранную и высушенную куртку от «горки», чтобы не ударить в грязь лицом на свидании с Настей. Но, прежде всего, надо навестить ее отца и отдать американскую гранату, которую мы с Толей так и не донесли ему вчера.
Выходя после обеда на улицу, замечаю вдали на северо-западе уже весьма широкую полосу яркого голубого неба. Причем ветер дует именно с той стороны, неуклонно сдвигая клубы серых туч в сторону гор. Отлично! Если ничего не переменится, то ко времени встречи с Настей погода совсем наладится, и свидание не сорвется из-за какого-нибудь сущеглупого дождя. Что не может не радовать.
За размышлениями о предстоящем вечере я и дошел до Комендатуры. Как я уже говорил, благодаря нашей с Толей любви к физкультуре и спорту, физиономию мою давно знали не только бойцы Охранной Роты, но и все окрестные дворняги, поэтому к Коменданту меня пропустили без лишней волокиты. А вот с самим Костылевым разговор поначалу как-то не задался.
— Ну, и чего хотел? — с порога встретил меня он довольно-таки недружелюбным тоном. Мало того, если б мысль могла становиться материальной, то под его тяжелым взглядом меня бы уже расплющило, словно таракана под полным собранием сочинений Ленина. М-да, похоже, плохи мои дела. Я, конечно, далеко не Шерлок Холмс, но в данном случае для определения причины столь неласкового приема особые дедуктивные способности не нужны. Слепому видно — господин капитан за дочь переживает.
— Але, служивый, — подобный тон и манеру выражаться я выбрал не случайно. Что там Костылев нафантазировал — не знаю, но, похоже, накрутил он самого себя неслабо и сейчас похож на токующего глухаря: не услышит никого, кроме своей светлости. А надо, чтобы услышал. И понял. А иначе — точно подеремся, а оно мне на фиг не нужно. Значит, надо его вывести из не сильно подходящего для конструктивного диалога состояния. Проще всего — удивить и ошарашить.
— Угу, к тебе обращаюсь, — продолжаю я, увидев промелькнувшую в его глазах растерянность от подобного начала разговора. — Может, для начала выдохнешь, а потом поговорим, как взрослые люди?
— Слышь, шутник, да я тебя сейчас… — несмотря на грозный вид, уверенности и холодной злости в голосе Игоря уже гораздо меньше. Хорошо, начал в себя приходить.
— Пан офицер, ну, может, хватит уже, а? Развел тут, понимаешь, детский сад — штаны на лямках. Ты мне еще на кулачках побиться предложи. Очень взрослое поведение… Самому не стыдно? Взрослый серьезный мужик, а развел тут…
— А ты мне что предложишь? Водки с тобой за это дело выпить?
— За какое на хрен «это дело», Игорь? Ты меня что, совсем что ли за ублюдка какого-нибудь держишь?! Чего ты там себе нафантазировал? Что злой и ужасный Миша потащит твою кровиночку в темный лес насиловать?! У тебя, вообще, все дома, капитан?!!!
Да, а вот такого «наезда» героический Комендант точно не ожидал. Моя резкая отповедь, похоже, его здорово отрезвила. Выглядит он уже не столько злым, сколько смущенным. Хотя, если честно, я себя тоже чувствую немного неловко. Как-то не доводилось мне раньше на подобные темы с родителями девушки перед первым свиданием общаться.
— Слушай, Миш, — нарушает уже слегка затянувшееся молчание Игорь, — ты понимаешь… Ну, я на самом деле совсем не об этом подумал…
— Еще раз говорю, выдохни, отец-герой, а то лопнешь. О чем ты, собака страшная, подумал, у тебя на роже вооот такими, — раскинув руки как можно шире, я попытался ему изобразить размер шрифта, — буквами написано было. Вот только мне не понятно, с чего ж ты решил, что Михаил Тюкалов на такое паскудство способен, а?..
Одним словом, тяжелый вышел разговор. И для него тяжелый, и для меня. Просто как-то не принято у нормальных мужиков такие темы в разговорах затрагивать. Интимные стороны своей жизни охотно обсуждают либо подростки (и врут при этом друг другу безбожно), либо пьяные кретины, либо больные на голову. Мы с Костылевым не относились ни к одной из этих трех категорий. Мало того, речь шла о дочери Игоря. М-да, одним словом — ситуация сложная…
— Так что не выдумывай херни, герр капитан, — подвожу я итог почти получасовому обсуждению. — Настя мне нравится. Очень. И отношение у меня к этому вопросу — самое серьезное. Но вот как она ко мне относится — это еще неизвестно. Может, не понравлюсь я ей. Именно поэтому никакой ерунды я себе позволять не собираюсь. Уяснил?
В ответ Комендант только головой кивнул.
— Ну, вот и ладненько. Тогда переходим ко второму вопросу нашей повестки дня…
— Миша, блин, кончай балагурить! У меня от тебя и так уже голова кругом. Какой вопрос, какая повестка? Ты о чем вообще?
— Я, господин Комендант, собственно, вот об этом.
С гулким стуком американская граната плюхнулась из моей руки на поверхность письменного стола, и, наверное, покатилась бы по столешнице, если бы не предохранительный рычаг.
— Нормально так… И откель такая красота?
— Толя с блокпоста завместо сувенира прихватил. Только вчера из баула с трофеями выкопали. Хотели сразу и отдать, да только вы с Олегом в Ханкале были. Ну, что, канает эта дурында за столь нужное тебе доказательство?
— Не обижайся, Миша, но — нет. Ну, граната, ну, американская… МКЗ, если меня мой склероз не подводит? И чего? Вот если б была новенькая, да не одна, а ящик…
— Угу, а грузовик не хочешь? Перевязанный розовой ленточкой с пышным бантом и надписью на борту: «Дорогим чеченским братьям-мусульманам от турецких товарищей по борьбе!»
— А что, есть?
— Да ну тебя! Тут, понимаешь, в клочья рвешься ради выполнения задания высокого командования, а оно, блин, нос воротит.
— Да не ворочу я, Миша, но ты же сам взрослый мужик, понимать должен, что граната эта могла оказаться у Непримиримых миллионом разных способов. И вовсе не обязательно, как часть турецкой военной помощи.
— Все я понимаю, — остается только грустно вздохнуть мне. — Но и ты пойми, это ж как звенья цепи. Сами по себе, по отдельности, они вроде как малозначительны: ну, подумаешь, американская граната… И американский же камуфляж… И конспект по боевой подготовке у командира…
— Погоди, какой конспект?
— А, блин, — хлопнул я себя ладонью по лбу, — забыл совсем! В общем-то — ничего особенного, но, тем не менее, факт имеет место быть.
Я выкладываю на стол тетрадку с каракулями покойного командира бандитского блокпоста. Игорь некоторое время листает ее, а потом со вздохом откладывает к гранате.
— Да, блин, это уже серьезно…
— Угу. И бонусом ко всему этому — очень грамотно поставленный фугас под мостом, который опытный
