шрама нет ни у кого.
– Твоя уверенность весьма обнадеживает. И думаешь, что этот драконид тут же доставит тебе твоего брата в обмен на мешок сокровищ?
– Мне не остается ничего другого, кроме как верить этому. И Дамон с Мэлдредом – мой единственный шанс вовремя собрать средства для выкупа. Может быть, другого случая мне не представится. А мой брат должен быть освобожден. И когда все будет позади, мы сможем пожениться.
Риг поднял брови и нагнулся, чтобы заглянуть в лицо Фионы. Она же тем временем наблюдала за обнаженным по пояс Мэлдредом, который отдыхал, прислонившись к фургону. Девушка не сводила глаз с его запрокинутого лица, по которому стекали капли дождя.
– А что ты думаешь про Дамона? Как ты представляешь себе сотрудничество с ним?
– Риг, Дамон нуждается в нас. Кто-то же должен поверить в него. Надо дать ему еще один шанс. В глубине души он хороший человек, ты и сам это знаешь. Нельзя отрекаться от старого товарища и стремиться отправить его в тюрьму, даже учитывая то, что он натворил за последнее время.
Слова девушки искренне удивили морехода.
– Не думал услышать такое из твоих уст. Мне показалось, ты сама хотела отправить его в Железный Шип, чтобы он искупил свои грехи. Разве не ты считала, что это было бы наиболее справедливо?
– Справедливо… – с горечью бросила Фиона. – Где ты видел в этом мире справедливость! Мой брат в плену в Шрентаке, а Дамон собирается помочь мне освободить его. Единственная справедливость, которой я хочу, – чтобы мой брат был свободен. Кроме того, Дамон действительно хороший человек – в самой глубине души.
«Я тоже хороший человек», – с обидой подумал мореход, выбрал место поровнее и растянулся на земле: после предыдущей дождливой бессонной ночи сланцевое ложе показалось ему мягче любой постели.
Два дня спустя путники под моросящим дождем стояли у ворот Блотена – большого города, обосновавшегося высоко в Халькистовых горах среди остроконечных утесов, окружающих его подобно короне.
Древнюю столицу окружала полуразрушенная стена почти сорока футов высотой. Там, где блоки стены осыпались, прорехи заполнили валунами, скрепив их раствором извести, и подперли деревянными кольями, глубоко вбив их в щели скал и соединив полосами проржавевшего железа. Возле пиков, где разрушения были особенно сильны, между камней приладили копья остриями наружу.
– Везде насыпаны острые осколки обсидиана и ржавые шипы, – сообщил Несун мореходу. – Надо же им как-то обороняться.
– Или удерживать кого-то внутри, – добавил Риг. – Этот город напоминает мне огромную тюрьму.
На верхней площадке барбакана, такого ветхого, что казалось, он в любую минуту может обрушиться, стояли два седых людоеда. Оба были сутулы и покрыты бородавками, на обоих была серо-зеленая одежда, кажущаяся еще более блеклой сквозь пелену дождя. Они с негодованием смотрели вниз, на маленький отряд. У более крупного из-под губы вбок торчал сломанный зуб, и людоед все время трогал его длинным фиолетовым языком. Наконец он соизволил что-то прорычать, затем ударил шипастой палицей в щит, снова зарычал и выдал короткую тираду на гортанном языке, явно обращенную к Мэлдреду и Дамону. Силач спрыгнул на землю и, слегка пошатываясь – лихорадка все еще давала о себе знать, – подошел к массивным деревянным воротам. Он поглядел на стражников и, подняв здоровую руку, помахал ею в воздухе, а затем резко опустил вниз. После этого Мэлдред закричал, отвечая стражникам на языке людоедов, который напоминал смесь ворчания и хрюканья.
Закончив, силач подошел к Дамону и, очевидно, чтобы не услышали людоеды, сказал ему что-то на языке жестов. Риг понял, что речь шла о деньгах или о прибыли – языку жестов морехода научил его друг, глухонемой полулюдоед Ворчун. Едва Мер-Крел вспомнил о старом компаньоне, ему стало интересно, нашел Ворчун работу на каком-нибудь корабле или продолжил бороться с драконами-владыками. Мореход не исключал, что полулюдоед, так же как в свое время Дамон, выполняет поручения Палина Маджере. Риг жалел, что они с Ворчуном потеряли друг друга на просторах Кринна, и ему вдруг очень сильно захотелось встретить полулюдоеда в Блотене. Ворчун мог оказаться чрезвычайно полезным, а кроме того, глухонемому полулюдоеду можно было доверять. «Когда я выберусь отсюда, – размышлял Мер-Крел, – после того как мы решим, что Фионе делать с братом, обязательно пойду и найду старого друга».
Дамон стащил с пальца перстень с эмблемой Стального Легиона и перебросил Мэлдреду. Тот снова зарычал и захрюкал, показывая перстень людоедам-стражникам, а затем швырнул его вверх. Людоед покрупнее протянул руку и сомкнул бородавчатые пальцы точно на драгоценности. Поднеся перстень к глазам, он улыбнулся, показав обломанные зубы, и ответил Мэлдреду счастливым ревом.
– Это плохо, – шепнул Риг Фионе. – Мэлдред знает язык людоедов. И Дамон, кажется, тоже. Только не говори, что людоеды хорошие в глубине души. Я знаю их лучше, и мне все это не нравится.
– Хорошо, что хоть кто-то может понять этих дикарей, – мягко возразила соламнийка. – Иначе сомневаюсь, что ворота перед нами вообще бы открылись.
– Прекрасно, мы войдем, – откликнулся мореход. – А как мы потом выйдем отсюда? – Он скептично посмотрел, как двое уродливых часовых толкают тяжелые створки ворот. – Нет, я в самом деле не уверен, что твоя идея так уж хороша.
Но Фиона не обращала больше внимания на морехода и тронула лошадь, направляясь вслед за фургоном. Риг выругался, но последовал за ней, продолжая тревожно осматриваться. Створки, скрипя, сомкнулись за спинами путешественников, людоеды заложили в проушины по бокам ворот огромный тяжелый брус, и маленький отряд увидел большие арбалеты, установленные на гребне стены и на лестницах.
– Замечательно, – пробормотал мореход, – Мы прибыли в очаровательное местечко. Тут можно просто прекрасно отдохнуть.
Город, раскинувшийся перед ними, был непривычен – так велик, что невозможно охватить взглядом. Массивные здания, фасады которых разрушились от времени и долгого отсутствия ремонта, уходили под самые облака, клубящиеся над Блотеном. На некоторых домах были вывески с рисунками, которые указывали, что под ними находится таверна, оружейная лавка или гостиница. Правда, глядя на сами здания, трудно было поверить, что в них могут торговать или обслуживать, такие они были ветхие – казалось, вот-вот рухнут – и так мало огней горело внутри. Почти все вывески висели криво, выгорели на солнце, потрескались, их кроя пооббились, на многих были надписи на незнакомом Ригу языке, и он решил, что это язык людоедов, хотя никогда не видел такой письменности прежде.
