Продолжая увлеченно разглядывать каменные плиты, Дункан снова беззастенчиво влез, не постучавшись:
Я представила, сразу вспомнив миниатюры летописей. Плюгавенький такой был человечек, но, по мнению современников, великий оратор и пророк. Тогда он еще не заикался, наверное. Но, если это «дух Бужды», то понятно, почему публика в шоке. За всю историю еще ни одна пифия не умудрилась предсказать смерть духа.
Голос меж тем говорил:
– В сследующий раз расскажешь, если будет шансс. Я восхищен. Ты так убедительно лжешь, а пифии на это не сспособны. Бедняжки даже не оссознают, что из них льется в трансе, и ничего не помнят после. Не заметил, чтобы ты была в трансе, Радона Гарссийсская. Хотя кое-какие странности мы здесь все заметили.
В зале нарастал хохот. Но я продолжала упрямиться, мысленно отдав должное магистру:
– Разве ты не знаешь, великий Бужда, что провидицам не возбраняется быть всегда в здравом уме и памяти?
– Не возбраняется, – мягко согласился сразу успокоившийся невидимый призрак. – Но нам надо убедиться, в здравом ли… Один ответ я, наконец, получил от тебя. Если так дальше пойдет, нам и вечности не хватит. Начнем исспытание! Только избавь нас от прогнозов погоды и пророчеств из жиззни нассекомых. Я задал вопрос о моем будущем. Желательно не тратить на ответ всю мою вечность. Смотри ссюда и говори, жрица!
И внезапно из ничего передо мной оформились и наполнились золотым блеском завитки массивной рамы, соткалось зеркальное полотно. И отразило. Ну, ничего нового. То есть, – меня. Так, пустое место вместо… Зато присутствовало остальное убранство помещения, противоестественным образом включая трон и исключая мой саркофаг с живой начинкой. А на троне… Что-то клубилось и проявлялось из ничего.
Но мне впервые было не до зеркала. Так мучительно свербил вопрос, что я полностью увлеклась выскребыванием ответа: почему только для меня Бужда невидим? Чем я хуже других? И единственное здравое объяснение, которое я могла дать сама себе: потому, что никакого тела давно почившего Бужды и нет. Есть массовая галлюцинация, не овладевшая мной по какой-то причине. А если его нет, значит …
– Смотри, жрица! – встрял дух Бужды с назойливыми рекомендациями.
… значит, ему очень надо стать. Но зачем тогда им истинная провидица? И почему пифия никак не устроит? Потому, что провидица не видит себя. Ну и что?
– Ну, смотрю, – задумчиво сообщила я. – А что я должна увидеть?
Дух разорался как обжуленная кухарка на базаре:
– Вы кого мне подсунули?!
– Не я, а Вритар! – отбрехался Пес. – Я как раз хотел избавить всех от этого кошмара.
– Кошмаром здесь буду я! – обрадовал предсказанием Трон. – Убрать эту пародию на жрицу! И утром публично сжечь самозванку в назидание народу!
Дункан радостно кинулся отвязывать, но я вцепилась в ремни, на которых была подвешена, и бесстрашно качнулась вглубь саркофага:
– Минуточку! Кажется, я что-то вижу!
– Кажется?! – взревел дух уже не Бужды, а быка.
– Ви-и-ижу-у!
Что-то клубилось и проявлялось из ничего, стремительно обрастая деталями. И вот уже на троне восседал маленький плешивый человечек с гневным морщинистым личиком и жуткими дырами вместо глаз. Мне срочно захотелось протереть собственные очи, но ремни не пустили.
Привидение на троне синхронно дернуло ладони к рваным, пустым, зияющим глазницам, из которых выплескивался воющий мрак, вибрируя на низкой всепроницающей ноте, заставляя меня цепенеть от омерзения, – отвратительный, хищный, безумный первозданный мрак.
Торжествующий Голос, исходящий уже сзади, из гниющей тьмы, приказал с соответствующей могильной интонацией:
– Яви нам, что видишь, жрица!
Рама начала тускнеть и растворяться, прихватывая края зеркала. Оно таяло с торцов, и отражение словно источалось в пространство, меняясь местами с отраженным.
За моей спиной что-то ухнуло, толкнуло, устремляясь сквозь меня из бездны саркофага навстречу видению. Мое тело сотряслось, затрепыхалось, как перышко на шквальном ветру. Мрак, источаемый чудовищем, и мрак, источаемый из-за спины зевом саркофага, где я была распята уже даже не костью, а мучительно вибрирующей мембраной, устремились друг к другу, торжествующе подвывая, медленно перетекая вовне, охватывая меня свивающимся смерчем. Меня раздирало на части этой неодолимой вибрацией.
Лишенное ограничений отражение заглатывало пространство, подменяя собой. Не в силах оторваться, я исчезала в этом захватывающем преображении. Я вся стала как вопль, как вой, как зов, и больше ничего от меня не осталось, кроме этого звука, воплощающего ничто в нечто.
Призрак поднялся с трона и поплыл. Пока он медленно приближался, черты его расползались, перетекая и меняясь. А когда ниг приблизился вплотную и глянул в зрачки рваными глазницами, опустошая меня до дна, он начал принимать обличье безглазой твари с белой, как снег, шерстью.
Моя смерть стояла передо мной. Ей осталось сделать шаг и взять мою почти потерянную плоть. Но меня словно подхватила чья-то ладонь, выдирая из разверзтого небытия, и сжала в мощном кулаке, остановив трепыхание уже рвущейся на клочки мембраны. «Не забывай, жизнь моя!» – «Никогда!» Я очнулась. Что это я должна не забыть?
Очертания призрака колыхнулись как от брошенного камня. Торжествующий звук споткнулся и растерянно замер на одной ноте, кружившейся как стервятник. Вдруг что-то промелькнуло сбоку, и зеркало разлетелось в мелкие брызги, исцарапав меня до крови. Рев скомкался кратким взвизгом. У ног звякнула железная пластина в форме звезды с чуть изогнутыми лучами.
Карлица не растерялась и мгновенно затворила мне раны, попросту ткнув в мою сторону жезлом. При этом меня обдал такой адский холод, что кожа заиндевела и угрожающе потрескивала. Теперь я боялась пошевелиться, дабы не рассыпаться как сосулька. А пока я пребывала в переохлажденном состоянии, рассвирепевший Голос нещадно кого-то казнил. Изо всех сил скосив избежавшие замораживания глаза, я попыталась разглядеть, кого убивают на этот раз.
Умирал Ресс.
Костяные балахоны скандировали, покачиваясь:
– Смерть! Смерть!
– Я здессь! – Свистел Голос. – Здессь и сейчассс. Как ему умереть, слуги мои?
Толпа распорядилась.
Ресс умирал. Медленно, бескровно, невидимо и изощренно расчленяемый по косточкам, по волокнам, по каждой капле крови, по мельчайшей частице мощного тела. Руки, ноги, бедра, подергиваясь, превращались в бесформенные мешки, словно кости становились жижей, едва удерживаемой тканями кожи. Когда он уже давно перестал дышать, когда от него осталась только оболочка, постепенно теряющая очертания тела, останки начали отваливаться кусками и распадаться в пыль. Невидимый убийца оставил в целости только обезображенную голову жертвы. По приказу Голоса магистр ал’Краст поднял за волосы голову Ресса, продемонстрировал неиствующим вурдалакам и положил к подножию трона. Тошнотворный тысячезевный вопль экстаза взлетел под купол.
Только я виновата в его гибели. Я упустила момент, чтобы раскрыть рандр и призвать отца. Еще мгновенье – и ниг пожрал бы меня, и я не вспомнила бы, зачем я здесь. Еще чуть-чуть, и видение стало бы безвозвратным, поменявшись местами с реальностью. Ресс должен был убить меня, чтобы не дать исполниться пророчеству. Так зачем телепат пожертвовал собой, если сейчас все повторится сначала?! Ведь нигу ничего не стоит создать еще одно зеркало видений, и начатое завершится. Для этого и зеркало совсем не требуется.
