Порвать, убить, растерзать! Мне хотелось крушить, рвать стволы, но лес расступался, укоризненно шумя. Или, дождавшись, когда я достаточно разгонюсь, подло подсовывал гигантский дуб на сотни раз исхоженное место, ставил туда, где его еще вчера не было, и остужал мой пыл знатным ударом.
Однажды дуб треснул. И лес перестал подшучивать. Он стал меня коварно ловить, сплетая мгновенные сети ветвей, свивая ловушки корней. Это была хорошая идея. У деревьев нет тёплой мерцающей крови, но есть движение ветра, звук осыпающихся листьев, ломающихся веток, рвущейся под корнем почвы и запах.
Игры с лесом стремительно кончились, не успев начаться. Я проходила его ловушки – корни, ветви, стволы – насквозь. Когда хотела. Лес становился неощутим, исчезал, как не было, и я ловила руками только влажный, пахнущий лесом воздух… или это я исчезала и становилась неуязвима для плотного мира?
Тогда я поняла, что изменилась настолько, что перестала быть человеком. Только разум человеческий еще тлел, еще боролся за себя. За Радону.
Вместе с отчаяньем пришло ожидание. Скоро это кончится.
Вместе с ожиданием пришел вещий сон.
Владыка быстрыми шагами вымерял диагональ полуподземной комнатушки с убогой мебелью по углам, как будто от длины диагонали зависела длина его собственной жизни. Результат измерений его не устраивал: тонкие губы кривились, брови грозно сошлись в переносице. Резко развернувшись, так, что крыльями распахнулся богато отделанный мехом зимний плащ, открывая на груди золотое ожерелье с прозрачным камнем, вельможа еще раз промерил слишком короткую прямую. Снова взметнулась белоснежная шевелюра, старившая тонкое властное лицо. Руки его, украшенные только массивным перстнем с необычным двуцветным камнем, слегка дрожали, теребя какой-то пергамент.
Вдруг он замер, как бы прислушался к чему-то в себе, и его лицо утратило малейшие признаки беспокойства, разгладившись в холодную непроницаемую маску. Вошедший Альерг застал, как обычно, сурового, с чуть презрительным взглядом, совершенно невозмутимого Владыку.
Жестом отметая церемониальные приветствия, государь сразу перешел к делу. Причем, к удивлению мастера, в словесном выражении, хотя в словах они редко нуждались в разговоре наедине друг с другом. Владыка протянул ему пергамент, с порога вводя в курс дела:
– Сегодня утром я обнаружил вот это в моем кабинете.
Мастер развернул ветхий лист и воззрился на рисунок древней карты.
– То есть как – обнаружил?
По праву старой дружбы, между собой они были на «ты».
Альерг был шокирован: в жизни натха, да еще и Главы Лиги, неожиданностей попросту
– Не бывает – еще не значит, что никогда не будет, – ответил на его недоумение белоголовый. – Каким образом свиток оказался на моем столе, это отдельный и второстепенный вопрос. Посмотри на карту.
Мастер посмотрел. И сердце его ёкнуло. На самом краю карты, где значились земли погибших орантов, куда из-за бурного моря, неприступных скал и непроходимой пустыни невозможно было проникнуть – вдоль контура запретного для всего живого полуострова Аруна было начертано и отчеркнуто красным: Радона.
– О, боги! – вырвалось у мастера. – Но это же… это … Земля Пр
– Она самая, – невозмутимо согласился Владыка.
Как он может быть так спокоен? Альерг подумал о самообладании Главы Лиги чуть ли не с возмущением. Но белоголовый даже не поморщился:
– Карта свидетельствует, что девочка жива.
– Владыка, я был бы счастлив, если бы она осталась жива. Но это невероятно. Если кто-то и уцелел на периферии взрыва, то в эпицентре это невозможно. Там словно взорвался вулкан. Силы были такие, что ушел под воду весь архипеллаг! И… даже чисто географически найти Радону там, где пометка на карте, невероятно: где Цитадель, и где Земля Пр
– Если бы это был обычный вулкан, мы могли бы признать невероятность события. Но там был ниг. А там, где ниг – вероятно всё! Даже самое невероятное. Эти твари – сплошное нарушение законов нашего мира. Даже одно то, что они все-таки существуют – уже невероятно.
Если это говорит Владыка, значит, как бы это ни было алогично, так оно и есть. Да, кое-кто уцелел. Не только Крылатый, который чудом выбрался и долго потом был бескрылым.
Известно, что уцелел один человек – Дункан. Самый опасный враг. Даже Бужда уже не страшен Лиге. На днях магистр посмел заявиться в Гарс и тайком поговорить с Ребах, наглец. До сих пор девушка отмалчивается и не снимает мысленную защиту даже перед Альергом. Но никому не известно, как магистр смог уцелеть. Не известно, что там, в Цитадели, случилось на самом деле. Тысяча неизвестных! А неизвестность, как ничто другое, раздражает натхов. Кроме неизвестности их так выводят из себя разве что ниги.
– Кроме того, друг мой, – тихо сказал белоголовый, – кроме того… Я давно имею и другие свидетельства, что девочка жива. Мы с Пелиорэнгарсом и Братчиной искали ее полгода. Почему бы не поискать в землях Аруны?
– Тысяча нигов! Почему ты мне об этом не сказал? – не выдержал Альерг, забыв о статусе собеседника. – Друг ты мне или нет?
– Именно поэтому и не сказал. Дозоры и экспедиции – не твое дело.
Мастер сник, не получив объяснения, но тут же воодушевился: имя Радоны не где-нибудь, а на карте королевства Аруны, ее древней родины! Она там! А каким чудом дана эта весточка – потом разберемся. Может быть, и сны оказались в руку – столь частые и странные его сны, в которых Рона, слепо вытянув пальцы, проходит сквозь Альерга, а он зовет и зовет безнадежно – те граничащие с кошмаром сны, которые он считал наказанием нечистой совести?
Альерг преклонил колено перед Владыкой:
– Я готов, государь. Я готов пойти за ней на край света, если есть хоть ничтожная вероятность, что Радона жива.
Ровный голос белоголового не выдал волнения:
– Альерг, я не могу просить тебя об этом. Я могу лишь приказать, так как найти Радону в интересах Лиги. Но не тебе. Твоя жизнь слишком ценна для нас. Лига не простит мне еще и такой потери. И я сам себе не прощу. Мы не можем втянуть тебя в эту авантюру. Подчеркиваю –
Мастера аж перекрутило: «Так какого же нига ты меня вызвал? Авантюра! Так ты называешь надежду на спасение собственной дочери?!»
– Я не могу, как Глава Лиги… – глазом не моргнул Владыка на его свирепые мысли, – … ни воззвать, ни приказать. Но я могу только просить тебя как отец …
Он судорожно вздохнул. И мастер, в сердце своем осуждавший человека, без содрогания отдавшего единственную дочь под нож необходимости, низко поклонился его внезапно прорвавшемуся страданию:
– Я найду нашу Радону, Владыка, чего бы мне это не стоило…
– Благодарю тебя, друг. Теперь слушай. Как раз с момента гибели Цитадели Тварь Аруны усилила барьер. Через горы не пройти: проснулись вулканы. Через пролив тоже пути нет: море там кипит из-за непрерывных штормов. И в пустыне не утихают бури: песок клубится стеной. Там дышать нечем.
– Могла ли девушка выжить в таком вареве, даже если она как-то там оказалась?
– Пока она жива, я буду об этом знать, – сообщил Владыка. – Пелиорэнгарс попытался преодолеть барьеры на немыслимой высоте и утверждает, что в центре этого котла, на побережье Аруны, есть зона ясности. Он разглядел что-то вроде сплошного леса и подтвердил древние предания о дремучей чаще, поглотившей города орантов. Но барьер отшвырнул дракона на Слепое Плато.
Альерг ужаснулся: для проявленного лучше умереть, чем попасть на Слепое Плато, преддверие земли проклятых. Белоголовый грустно кивнул:
– Мы вовремя вытащили мальчика. Он пробыл там лишь сутки. Но это уже не дракон.
– Главное – жив. Но как удалось спасти его? Ведь рандры не раскрываются ни в Аруне, ни на Плато…
