Том 4. Стихотворения, поэмы, агитлубки и очерки 1922-1923

росли
из земного
из каждого дюйма,
строения и зеленя́.
Глаз —
восторженный над феерией рей!
Реальнейшая
подо мною
вон она —
жизнь,
мечтаемая от дней Фурье^*,
Роберта Оуэна^* и Сен-Симона^*.

Маяковский!
Опять человеком будь!
Силой мысли,
нервов,
жил
я,
как стоверстную подзорную трубу,
тихо шеищу сложил.

Небылицей покажется кое-кому.
А я,
в середине XXI века,
на Земле,
среди Федерации Коммун —
гражданин ЗЕФЕКА.

Самое интересное, конечно, начинается отсюда. Едва ли кто-нибудь из вас точно знает события конца XXI века. А я знаю. Именно это и описывается в моей третьей части.

[1922]

Про это*

Про что — про это?

В этой теме,
     и личной
         и мелкой,
перепетой не раз
        и не пять,
я кружил поэтической белкой
и хочу кружиться опять.
Эта тема
     сейчас
        и молитвой у Будды
и у негра вострит на хозяев нож.
Если Марс,
     и на нем хоть один сердцелюдый,
то и он
    сейчас
      скрипит
           про то ж.
Эта тема придет,
        калеку за локти
подтолкнет к бумаге,
         прикажет:
            &# 8195; — Скреби! —
И калека
    с бумаги
        срывается в клёкоте,
только строчками в солнце песня рябит.
Эта тема придет,
        позвонѝтся с кухни,
повернется,
     сгинет шапчонкой гриба,
и гигант
    постоит секунду
           и рухнет,
под записочной рябью себя погребя.
Эта тема придет,
        прикажет:
            — Истина! —
Эта тема придет,
        велит:
           — Красота! —
И пускай
     перекладиной кисти раскистены —
только вальс под нос мурлычешь с креста.
Эта тема азбуку тронет разбегом —
уж на что б, казалось, книга ясна! —
и становится
      — А —