Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925

Большой Трианон^*
         и Маленький.
Вот тут
   Помпадуршу
         водили под душ,
вот тут
   помпадуршины спаленки.
Смотрю на жизнь —
         ах, как не нова!
Красивость —
      аж дух выматывает!
Как будто
        влип
      в акварель Бенуа^*,
к каким-то
      стишкам Ахматовой^*.
Я все осмотрел,
         поощупал вещи.
Из всей
   красотищи этой
мне
      больше всего
          понравилась трещина
на столике
         Антуанетты^*.
В него
   штыка революции
            кли н
вогнали,
      пляша под распевку,
когда
   санкюлоты^*
         поволокли
на эшафот
         королевку.
Смотрю,
       а все же —
         завидные видики!
Сады завидные —
         в розах!
Скорей бы
          культуру
         такой же выделки,
но в новый,
      машинный ро́змах!
В музеи
   вот эти
         лачуги б вымести!
Сюда бы —
      стальной
         и стекольный
рабочий дворец
          миллионной вместимости, —
такой,
   чтоб и глазу больно.
Всем,
   еще имеющим
         купоны
            и монеты,
всем царям —
      еще имеющимся —
            &# 8195;  в назидание:
с гильотины неба,
         головой Антуанетты,
солнце
      покатилось
         умирать на зданиях.
Расплылась
      и лип
         и каштанов толпа,
слегка
   листочки ворся.
Прозрачный
      вечерний
         небесный колпак
закрыл
   музейный Версаль.

[1925]

Жорес*