Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

       Атлантический бесится.
Взбешен Христофор,
         извелся Коломб.
С тысячной волны трехпарусник
            &# 8195; съехал.
На тысячу первую взбираться
            &# 8195;надо.
Видели Атлантический?
           Тут не до смеха!
Команда ярится —
         устала команда.
Шепчутся:
     «Черту ввязались в попутчики.
Дома плохо?
      И стол и кровать.
Знаем мы
     эти
       жидовские штучки —
разные
    Америки
        закрывать и открывать!»
За капитаном ходят по пятам.
«Вернись! — говорят,
          играют мушкой. —
Какой ты ни есть
        капитан-раскапитан,
а мы тебе тоже
       не фунт с осьмушкой».
Лазит Коломб
         на бра́мсель с фо̀ка,
глаза аж навыкате,
        исхудал лицом;
пустился во-всю:
          придумал фокус
со знаменитым
       Колумбовым яйцом.
Что́ яйцо? —
      игрушка на̀ день.
И день
   не оттянешь
         у жизни-воровки.
Галдит команда,
        на Коломба глядя:
«Крепка
    петля
       из генуэзской веревки.
Кончай,
    Христофор,
         собачий век!..»
И кортики
     воздух
        во тьме секут.
— «Земля!» —
       Горизонт в туманной
            &# 8195;   кайме.
Как я вот
    в растущую Мексику
и в розовый
      этот
        песок на заре,
вглазелись.
     Не смеют надеяться:
с кольцом экватора
         в медной ноздре
вставал
    материк индейцев.

6

Года прошли.
      В старика
           шипуна
смельчал Атлантический,
           гордый смолоду.
С бортов «Мажести́ков»
           любая шпана
плюет
   в твою
      седоусую морду.
Коломб!
    твое пропало наследство!
В вонючих трюмах
         твои потомки
с машинным адом