Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

      что маю впору.
Май —
    ерунда.
       Настоящее лето.
Радуешься всему:
        носильщику,
            &# 8195;контролеру
билетов.
Руку
   само
     подымает перо,
и сердце
    вскипает
        песенным даром.
В рай
   готов
     расписать перрон
Краснодара.
Тут бы
    запеть
       соловью-трелёру.
Настроение —
       китайская чайница!
И вдруг
    на стене:
        — Задавать вопросы
            &# 8195;    контролеру
строго воспрещается! —
И сразу
    сердце за удила́.
Соловьев
     камнями с ветки.
А хочется спросить:
         — Ну, как дела?
Как здоровьице?
        Как детки? —
Прошел я,
     глаза
       к земле низя́,
только подхихикнул,
         ища покровительства.
И хочется задать вопрос,
           а нельзя —
еще обидятся:
      правительство!

[1926]

Сергею Есенину*

Вы ушли,
     как говорится,
           в мир иной.
Пустота…
     Летите,
        в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
       ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
      это
        не насмешка.
В горле
    горе комом —
          не смешок.
Вижу —
     взрезанной рукой помешкав,
собственных
      костей
         качаете мешок.
— Прекратите!
       Бросьте!
           Вы в своем уме ли?
Дать,
   чтоб щеки
          заливал
           смертельны й мел?!
Вы ж
   такое
     загибать умели,
что другой
     на свете
         не умел.
Почему?